Здоровяки откланялись. Судья Ди откинулся в кресле и поведал старшине о случае с ненадежной перекладиной на мосту в Храме Белого Облака.

– Итак, я повторяю, – закончил он, – это было преднамеренное покушение на мою жизнь.

Хун с беспокойством взглянул на хозяина.

– Но может быть и такое, – заметил он, – что эту доску изъели черви. И когда ваша честь надавили на нее всей тяжестью…

– Я не давил! – возразил судья. – Я всего лишь тронул ее ногой, чтобы проверить. – И, заметив недоуменный взгляд Хуна, поспешил добавить: – Едва я собрался ступить на нее, как вдруг увидел призрак мертвого судьи.

Где‑то захлопнулась дверь – с таким грохотом, что в комнате все содрогнулось.

Судья Ди подскочил в кресле.

– Я же велел Тану починить эту клятую дверь! – выпалил он. Мельком глянув на побелевшее лицо Хуна, судья взялся за пиалу, поднес ее к губам. И не выпил. Серая пыльца плавала на поверхности чая. Медленно поставив пиалу на стол, судья с трудом проговорил: – Взгляни, Хун, кто‑то подсыпал мне что‑то в чай.

Оба они молча наблюдали за тем, как серый порошок постепенно растворялся в горячей воде. Вдруг судья Ди провел пальцем по столешнице. И на его вытянутом лице проступила бледная улыбка.

– Что‑то нервы у меня сдают, Хун, – проговорил он, кривя губы. – Дверь хлопнула, с потолка осыпалась штукатурка. Вот и все.

Старшина Хун облегченно вздохнул. Подойдя к чайному столику, он наполнил новую пиалу для судьи и, опять присев к столу, заметил:

– В конце концов, ваша честь, и случай с перекладиной объяснится как‑нибудь очень просто. Представить себе не могу, чтобы человек, убивший судью, посмел бы покуситься и на вашу честь! Нам же о нем ничего не известно…

– Но и ему многое не известно, – прервал Хуна судья. – Ему неизвестно, какими выводами поделился со мной следователь, и он может предположить, что я не привлекаю его к суду только потому, что жду удобного момента. Этот неизвестный преступник, несомненно, пристально следит за всем, что я делаю, и нечто, что я сделал или сказал, вероятно, навело его на мысль, что я уже напал на его след. – Судья потеребил усы. Затем продолжил – Теперь мне придется подставить себя под удар, насколько это возможно, чтобы соблазнить его на другую попытку. Тогда‑то он, может быть, выдаст себя.

– Вашей чести никак нельзя так рисковать собой! – воскликнул ошеломленный Хун. – Мы же убедились в том, сколь этот злодей изобретателен и безжалостен. И одному Небу известно, какой новый замысел он вынашивает! Мы понятия не имеем…

Судья Ди не слушал. Он вскочил и, схватив свечу, приказал:

– За мной, Хун!

Старшина Хун поспешил за судьей, который чуть не бегом пересек двор и направился к дому судьи. Не говоря ни слова, он прошел по темному коридору к библиотеке, распахнул дверь и, подняв свечу повыше, оглядел комнату. В ней ничего не изменилось со времени его последнего посещения. Подойдя к чайной жаровне, он приказал:

– Тащи сюда кресло, старшина!

Хун придвинул кресло к поставцу, судья встал ногами на сиденье. Подняв свечку, он внимательно разглядывал крытую красным лаком балку.

– Дай мне твой нож и лист бумаги! – Голос его звенел от волнения. – Держи свечу. Свети мне.

Взяв нож в правую руку и подставив снизу ладонь левой с лежащим на ней листом бумаги, судья кончиком лезвия поскреб поверхность балки. Затем слез с кресла, тщательно отер лезвие о бумагу, вернул нож Хуну, а лист, сложив, спрятал в рукав.

– Тан в канцелярии? – спросил он.