– Не получится! – бодро отвечал Ма Жун, ставя его на ноги. – Нынче поутру мы заткнули ваш любимый мышиный лаз под стенкой. Вашим ленивым ходулям придется малость потопать – это пойдет вам на пользу!

По Кай разрыдался.

– Наймите носилки! – торопливо посоветовал Цзяо Дай Ким Сону. – И ждите нас у восточных ворот; мы скажем стражникам, чтобы вас пропустили!

– Очень удачно, что вы пришли, – ответил Ким Сон. – Я и не знал, что прореху в решетке заделали. Встретимся у ворот.

И вот два друга быстро зашагали по восточной улице.

Ма Жун искоса поглядывал на товарища, упорно хранившего молчание.

– Всемогущее Небо! – вдруг распалился Ма Жун. – Только не говори мне, что ты опять – «того»! Потому что я тебе скажу: ты, конечно, не часто «того», но когда ты «того», того и жди беды! Сколько раз я говорил тебе: хватит, брат. Здесь полюбовница, там полюбовница – сплошное удовольствие и никаких тебе неприятностей.

– Я ничего не могу с этим поделать, я люблю эту потаскушку, – пробормотал Цзяо Дай.

– Что ж, делай как знаешь, – покорно вздохнул Ма Жун. – Только потом не говори, что я тебя не предупреждал.

У восточных ворот они застали яростную перебранку Ким Сона со стражей. При этом По Кай, сидя в паланкине, во всю глотку распевал похабную песню, к явному восторгу носильщиков.

Цзяо Дай объявил стражникам, что ему с Ма Жуном приказано сопроводить По Кая и его спутника на другую сторону протоки. Стражники не очень‑то поверили, но пропустили.

Заплатив носильщикам, все четверо перешли по Мосту Небесной Радуги на другой берег и там наняли лодку. Сидя в лодке, оба служащих управы запрятали свои черные шапочки в рукава, а волосы повязали обрывками смоленой веревки.

Ко второй барке оказалась причалена довольно большая корейская джонка с двумя навесами, под которыми светились гирлянды цветных фонариков.

Ким Сон поднялся на борт лодки, следом Ма Жун с Цзяо Даем втащили По Кая.

Ю‑су стояла у поручней. На ней было корейское платье из белого шелка в цветочек, длинное и прямое, стянутое шелковым шарфом, завязанным под грудью в красивый большой бант, а концы шарфа ниспадали к ногам. На голове, за ухом, белел цветок, воткнутый в волосы, уложенные в высокую прическу. Цзяо Дай взглянул на нее, и глаза его от восхищения широко распахнулись. Девушка встретила гостей улыбкой.

– Вот не ждала, что и вы оба тоже придете! Но что это у вас на головах?

– Т‑с‑с! – приложил палец к губам Ма Жун. – Никому не говорите! Мы замаскировались. – И окликнул толстую хозяйку второй барки: – Эй, бабуся, давай сюда мою пышку! Она поддержит мою голову, когда у меня начнется морская болезнь!

– В корейском квартале достаточно девочек! – нетерпеливо проговорил Ким Сон. Он что‑то рявкнул трем гребцам. Те оттолкнули джонку от барки и взялись за весла.

Ким Сон, По Кай и Ма Жун, скрестив ноги, уселись на подушки, лежащие на палубе вкруг низкого лакированного стола. Цзяо Дай собрался было присоединяться к ним, но Ю‑су поманила его из дверей палубной надстройки.

– Вам что, не интересно посмотреть на корейский корабль? – надула она губки.

Цзяо Дай кинул взгляд на остальных. По Кай разливал вино по чаркам, Ким Сон с Ма Жуном углубились в беседу. Переступив порог вслед за девушкой, он проворчал:

– Едва ли они скоро по мне соскучатся.

Глаза ее озорно блеснули. И ему подумалось, что никогда в жизни он не видел женщины красивей. Она спустилась вниз по лестнице в трюмную каюту, Цзяо Дай шел следом.

Рассеянный свет двух фонарей из цветного шелка озарял приземистое широкое ложе черного дерева, богато украшенное резьбой с перламутровой инкрустацией и покрытое толстой плотно плетеной циновкой из тростника.