|
Когда же хозяйка велела подручному подать ей плетку, я решила, что попасть в когти к этим людям – наихудшее, что может со мной случиться, и сказала ей, что я свидетель того преступления, которое совершил По Кай, и знаю все о других его преступлениях. Хозяйка испугалась и сказала слуге, что им грозят крупные неприятности, если они не выдадут меня властям. Вот почему эта женщина привела меня сюда к вашей чести на суд. Я сознаю, что мне надо было сразу же прислушаться к совету По Кая. Не знаю, какое преступление он совершил, но со своей стороны могу заверить: со мной он обращался хорошо. Мне бы тогда же сообщить обо всем происшедшем, но случившееся совершенно выбило меня из колеи, и единственное, чего я хотела, так это прийти в себя и спокойно обдумать, что делать дальше. Все это – чистая правда.
В то время как писец оглашал запись ее показаний, судья размышлял о том, что речь этой женщины звучала искренне и непринужденно и что рассказ ее соответствует всем известным ему обстоятельствам. И теперь он знает, откуда взялась глубокая зарубка, замеченная им на изголовье кровати в усадьбе. Также стало понятно, почему А Кван не заметил, что эта женщина – не Су‑ньян: он потянулся к ней с серпом, стоя с той стороны кровати, где лежал Фан, а лицо ее было залито кровью. Готовность По Кая помочь ей легко объяснима и подтверждает подозрения, что магистр Цао может быть причастен к темным делишкам По Кая, и последний, несомненно, сообщил магистру о происшествии с его дочерью, которая случайно стала свидетельницей его встречи с одним из их сообщников‑монахов; на всякий случай они с магистром договорились удалить ее на несколько дней. Это же объясняет и безразличие магистра Цао к судьбе его исчезнувшей дочери: он все это время знал, что она в безопасности. После того как госпожа Ку оставила отпечаток пальца под своими показаниями, судья объявил: – Вы прошли через тяжкие испытания, госпожа Ку. Надо честно признать, при подобных обстоятельствах мало кто вел бы себя столь разумно, как вы. Я не стану поднимать вопрос о степени виновности женщины, которая не донесла о смертоубийстве вследствие того, что сама стала жертвой тягчайшего из злодеяний – насилия. В мои обязанности не входит обеспечивать законоведов материалом для их изысканий. Моя обязанность служить правосудию и добиваться, чтобы зло, порожденное преступлением, было исправлено. Посему я постановляю: суд не предъявляет вам никаких обвинений и передает вас на попечение вашему супругу, Ку Мен‑пину. Когда Ку выступил вперед, жена бросила на него быстрый взгляд. Он же, не обращая на нее ни малейшего внимания, спросил напряженным голосом: – Есть ли какие‑либо доказательства, ваша честь, что моя супруга была действительно изнасилована, а не упала в объятья этого негодяя добровольно? У госпожи Ку перехватило дыхание от неожиданности, но судья Ди ответил ровным голосом: – Имеются. – И достал из рукава носовой платок. – Эта вещь, которая, как вы сами признали, принадлежит вашей жене, была найдена не на обочине дороги, как мною было заявлено прежде, а среди хвороста в хижине, что стоит у входа в усадьбу Фана. Ку пожевал губами. Затем сказал: – В таком случае ваш покорный слуга полагает, что эта женщина сказала правду. Но согласно кодексу чести, каковой из поколения в поколение соблюдается в моем скромном семействе, супруга обязана покончить с собой немедленно после того, как подверглась поруганию. Не совершив сего, эта женщина опозорила мой дом, и я заявляю во всеуслышание, что обязан дать ей развод. – Имеете на то полное право, – сказал судья Ди. – Запись о разводе будет произведена должным образом. Суд вызывает магистра Цао Хо‑сьяня! Магистр Цао преклонил колени перед судейским столом, что‑то ворча себе в бороду. – Итак, магистр Цао, – спросил судья, – согласны ли вы принять в ваш дом вашу разведенную дочь? – Мое глубочайшее убеждение состоит в следующем, – возгласил магистр Цао, – там, где затронуты основы основ, несомненно следует поступиться личными интересами. |
