Я думаю, что из боязни, как бы я не пошел и не избил его, а тогда не миновать беды и ей самой! Она заверила, что в течение этих двадцати четырех часов я получу от нее письмо. Боже мой! Клянусь вам, Шеппард, мне и в голову не приходило то, что она задумала. Самоубийство! И это я толкнул ее к нему…
— Ну что вы, — сказал я, — не нужно так преувеличивать. Ответственность за ее смерть к вам не имеет никакого отношения.
— Но что мне теперь делать? Вот в чем вопрос! Бедная женщина умерла. Стоит ли ворошить прошлое?
— Вполне с вами согласен.
— Но здесь есть другая сторона. Как мне найти мерзавца, который привел ее к смерти? Разве это не равносильно тому, что он сам убил ее? Он знал о первом преступлении и воспользовался этим бесстыдно, как хищник! Она понесла наказание. А он — разве он должен оставаться ненаказанным?
— Понимаю, — проговорил я медленно. — Вы хотите загнать его в угол. Вы, конечно, знаете, что тогда вся эта история будет предана широкой огласке?
— Да, я думаю об этом. Я по-разному подходил к этому вопросу…
— Я согласен с вами, что негодяй должен быть наказан, однако, следует учесть, чего это будет стоить.
Экройд встал и заходил по комнате. Потом снова вернулся в кресло.
— Послушайте, Шеппард! Допустим, мы оставим все, как есть. Если от нее не будет ни слова, мы не будем поднимать этого дела…
— Как это понимать — «если от нее не будет ни слова»? — спросил я с любопытством.
— У меня такое чувство, что перед тем, как уйти, она где-то или как-то оставила для меня письмо. Я не могу объяснить всего, но у меня такое чувство.
Я покачал головой.
— Она не оставила ни письма, ни записки. Я спрашивал.
— Шеппард, я уверен, что оставила! И более того: мне кажется, что, избрав для себя смерть обдуманно, она даже хотела, чтобы все стало известно, лишь бы отомстить тому человеку, который довел ее до отчаяния. Я думаю, что если бы я пришел к ней тогда еще раз, она назвала бы мне его имя и попросила пойти к нему, и сделать все возможное.
Он посмотрел на меня.
— Вы не верите в подобные предчувствия?
— О да, верю. В некотором смысле!.. Если, как вы говорите, от нее должно быть письмо… — я умолк.
Бесшумно отворилась дверь, и вошел Паркер с подносом, на котором лежало несколько писем.
— Вечерняя почта, сэр, — сказал он, отдавая Экройду поднос. Он собрал чашки и вышел.
Я немного отвлекся, а когда снова посмотрел на Экройда, то увидел, что он стоял, окаменев. Взгляд его был прикован к узкому голубому конверту. Остальные письма упали наземь.
— Ее почерк, — прошептал он. — Должно быть, она выходила и опустила его в почтовый ящик прошлой ночью, как раз перед тем, как… перед тем, как…
Молниеносным движением он вскрыл конверт и извлек оттуда большое письмо. Резко подняв голову, он взглянул на меня.
— Вы уверены, Шеппард, что закрыли окно? — спросил он.
— Вполне, — ответил я удивленно, — а что вас тревожит?
— Весь вечер меня не покидает странное чувство, будто за мной кто-то следит, кто-то наблюдает. Что это там?! — он резко обернулся. Я невольно повторил его движение. Нам обоим показалось, что дверная ручка слегка щелкнула.
Я быстро подошел к двери и отворил ее. Там никого не было.
— Нервы, — пробормотал Экройд.
Он развернул плотные листы бумаги и прочитал вслух приглушенным голосом:
«Дорогой мой, дорогой мой Роджер… за жизнь нужно платить жизнью. Я понимаю… я поняла это сегодня по вашему лицу. |