Наручники на всех диверсантах были защелкнуты, замки в порядке, а ключ лежал в кармане камуфляжки подполковника Тимашука.
– Почему же ты решил, что его убили? – спросил Ермаков.
– Он левша, а выстрел был в правую голову. И слишком малая наличность крови.
Сердце не качало. Когда они его убили, он уже был.
– Сивопляс, черт бы тебя! Ты сам‑то понимаешь, что говоришь? Как они могли убить его, если были в наручниках и прикованы к трубам?
– Не могу знать, товарищ генерал‑лейтенант. Загадка жизни.
– Уйти пытались?
– Куда? И дураку глупо. Бокс глухой. А в коридоре охраны было как селедок в бомбе.
Ермаков помолчал, обдумывая услышанное. Еще один крутой разворот сюжета. Как он должен реагировать на него? И вдруг понял: да никак. Его это не касается. Его вывели из дела? Очень хорошо. Теперь сами решайте свои проблемы. Он даже испытал нечто похожее на злорадство.
– Мои действия, товарищ генерал‑лейтенант? – напомнил о себе Сивопляс.
– Где сейчас Тимашук?
– Трудно сказать. Смотря сколько у него было грехов.
– Я спрашиваю: где труп?
– В компрессорной. В холодильнике. Охрана снаружи, чтобы не вышло. Полковник Тулин настаивал доложить в округ, подполковник запретил исполнять. Так теперь что или как тогда?
Ермаков крупным глотком допил виски и жестом приказал сыну налить еще. Вопрос был очень серьезный. Доложить в округ означало передать захваченных диверсантов местным контрразведчикам. Тут же начнутся допросы. Что они смогут рассказать?
Иными словами: что они успели узнать?
– Сивопляс, слушаешь?
– Так точно, товарищ генерал‑лейтенант.
– Где диверсанты?
– В боксе. Сидят лежа.
– Ты на допросах присутствовал?
– Когда первый майор, нет. Когда второй, на недолго. Пока он меня не. А третьих он не успел.
– Какие майоры? – удивился Ермаков. – Откуда там взялись майоры?
– Майор Пастухов. И майор Перегудов, – подтвердил Сивопляс. – Подполковник сказал: поздравь. А мне они такие майоры, как свисток на Казанском вокзале.
Ермаков отметил, как при этих словах Юрий насторожился, но не придал этому значения.
– Про что они рассказали? – продолжал он расспросы.
– Про что видели. Про лабораторию. Про самолеты. Про инженера, как он матюгался и требовал водки. Грозил компьютеры перебить и зашифровать так, что сам не расшифрует. Мы даем, но он все мало, требует ящик.
– Так дайте ящик, пусть зальется! – раздраженно отсек Ермаков ответвление разговора от интересующей его темы. – Что за Центр – сказали?
– Нет. Уклонились за Пугачеву.
– Сивопляс! – гаркнул Ермаков. – Ты можешь говорить нормальным русским языком?
Что значит:
«Уклонились за Пугачеву»?
– А я каким говорю? – обиделся Сивопляс. – Он ему: «Что такое УПСМ?» А он ему:
«Миллион алых роз». Как еще можно более русским языком?
– "Миллион алых роз"? – переспросил Ермаков.
– Так точно. «Из окна видишь ты».
– Это слоган, – подсказал Юрий.
– Чтоб вас всех! – разозлился Ермаков. – Сивопляс, не отключайся. Что такое слоган? – обернулся он к сыну.
– Любая словесная формула. Чем проще, тем лучше. Попса для этого – в самый раз.
Защита при допросах с применением психотропных средств.
– Помогает?
– Практически нет. |