Он снова открыл глаза, увидев русоголового тысяцкого. На кудрях играли отблески, воин склонялся, внимательно оглядывая. Скрежет колёс всё настойчивее врезался в слух, и топот копыт стал слышен отовсюду. Данияр, перевязанный, лежал на дне телеги, но встать и оглядеться не было никаких сил. Собравшись с духом, приподнялся на локте, вытягивая шею. Кости тут же отдались ломотой, рана отозвалась резью на спине, а мышцы затекли так, что каждое движение причиняло боль. Голова вновь закружилась, а перед глазами посыпались белые искры.
— Где Марибор? — спросил он сиплым голосом, лихорадочно выискивая взглядом среди кметей дядьку.
— Да тут он, позади, — отозвался Заруба, улыбаясь в усы.
Данияр замер, не зная теперь, радоваться тому или огорчаться. Он хмуро поглядел на Зарубу, разлепил губы.
— А… Радмила?
— В Волдаре ожидает, — улыбка ещё шире растянулась на его лице с жёсткими чертами. — Сегодня утром в лесу вас отыскали, пришлось повозку пригнать. Сколь бы ни будили, княже, не поднялся ты. Марибор заверил, что лучше тебя и не тревожить, вред только причиним.
Внутри Данияра загорелась утихшая было неприязнь.
— Сколько же я проспал? И где колдунья?
Заруба поднял подбородок, беспокойно переглянулся с кметями.
— Сколько — не знаю, только утром нашли вас. Но Марибор сказал, что два дня ты пролежал без сознания. О какой колдунье говоришь, князь? Более никого не нашли. Слава Богам, живы оказались.
Данияр плотно сжал губы. Знать исцелила Марибора колдунья.
— А Вятшеслав?
Заруба повинно опустил глаза, и Данияр всё понял без объяснений.
— Ещё травницу привёз в Волдар. Напросилась вот… Она поди поможет исцелить тебя и ныне у Наволода ожидает вашего возращения.
Услышав это, князь почувствовал, как в груди разлилось тепло. Данияр успокоился. Поблагодарил Богов, что потерь оказалось мало, во что до сего момента и не верил. И страшная ночь, и плен остались где-то позади. Князь обессилено откинулся на шкуры и закрыл глаза. Попытался вспомнить всё, что видел в своём вещем сне. Нужно о много подумать. С Зарубой ещё переговорит, предстоит долгий разговор и с волхвом.
«Загадала же колдунья загадку», — вернулся он мыслями в лес. Что же выходит, матушка сговорилась с Дамирой погубить волхва, Ведицу и Марибора, которого по всему так и не нашли? Внутри что-то шевельнулось, что-то нехорошее, дурное. Но самое скверное — матушка умерла, будучи тяжёлой.
"Значит, вот за что прогневались Боги".
Как ни горестно признавать, но они учинили самое страшное, что могли совершить женщины. И от того холодно сделалось внутри. Данияр подумал о дядьке и не ощутил ничего: ни гнева, ни обид. Но простить то, что Марибор был в сговоре со степняками — нет. Нет ему прощения ни перед народом, ни перед теми, кого уже нет в живых. И понести наказание сын Славера обязан сполна. Хорошо, что ещё Радмила жива, но смерть кметей и воеводы жгла, и кровь густела, опаляя ядом, уничтожая всякое милосердие.
«Не скрылся. Знать готов нести вину и наказание. И он получит по заслугам», — подумав это, Данияр хотел, было, подняться, но багряный туман брызнул в голову, и князь провалился в пустоту.
Глава 22. Пробуждение
Вечерний небосклон был чист, лишь на окоёме плотно сгрудились облака, будто тянулись вслед за уходящим солнцем, пытаясь нагнать его. Сквозь них пробивалось сверкающее алыми переливами светило, но если глянуть в сторону леса, откуда надвигались сумерки и дышала в спину ночная прохлада, там проявлялась над островерхими макушками круглая нарастающая луна. Ночная спутница не греет, как солнце, но пробуждает чутьё. Белеет, как череп, в голубом море неба, смотря на землю с холодом и грустью. |