Изменить размер шрифта - +

   Хейнс, который посмеивался весьма сдержанно, идя рядом со Стивеном, заметил:
   – Мне кажется, тут не стоит смеяться. Он сильно богохульствует. Впрочем, я лично не из верующих. С другой стороны, его веселье как-то придает всему безобидность, не правда ли? Как это у него называется? Иосиф-плотник?
   – Баллада об Иисусе-шутнике, – буркнул Стивен.
   – Так вы это раньше слышали? – спросил Хейнс.
   – Каждый день три раза, после еды, – последовал сухой ответ.
   – Но вы сами-то не из верующих? – продолжал расспрашивать Хейнс. – Я хочу сказать: верующих в узком смысле слова. Творение из ничего, чудеса, Бог как личность.
   – Мне думается, у этого слова всего один смысл, – сказал Стивен.
   Остановясь, Хейнс вынул серебряный портсигар с мерцающим зеленым камнем. Нажав на пружину крышки большим пальцем, он раскрыл его и протянул Стивену.
   – Спасибо, – отозвался тот, беря сигарету.
   Хейнс взял другую себе и снова защелкнул крышку. Спрятав обратно портсигар, он вынул из жилетного кармана никелированную трутницу, тем же манером раскрыл ее, прикурил и, заслонив язычок пламени ладонью, подставил Стивену.
   – Да, конечно, – проговорил он, когда они пошли дальше. – Вы либо веруете, либо нет, верно? Лично я не мог бы переварить идею личного Бога. Надеюсь, вы ее не придерживаетесь?
   – Вы видите во мне, – произнес Стивен мрачно и недовольно, – пример ужасающего вольнодумства.
   Он шел, выжидая продолжения разговора, держа сбоку ясеневую тросточку.
   Ее кованый наконечник легко чертил по тропинке, поскрипывая у ног. Мой дружочек следом за мной, с тоненьким зовом: Стииииии-вии! Волнистая линия вдоль тропинки. Они пройдут по ней вечером, затемно возвращаясь. Он хочет ключ. Ключ мой, я плачу аренду. Но я ем хлеб его, что горестен устам [52 - Парафраз Дантовой строки: «Но горестен устам чужой ломоть». Рай, XVII, 58 (перевод М.Лозинского).].
   Отдай и ключ. Все отдай. Он спросит про него. По глазам было видно.
   – В конечном счете… – начал Хейнс.
   Стивен обернулся и увидал, что холодный взгляд, смеривший его, был не таким уж недобрым.
   – В конечном счете, мне кажется, вы способны достичь свободы. Похоже, что вы сами себе господин.
   – Я слуга двух господ, – отвечал Стивен, – или, если хотите, госпож, англичанки и итальянки.
   – Итальянки? – переспросил Хейнс.
   Полоумная королева, старая и ревнивая. На колени передо мной.
   – А некто третий, – продолжал Стивен, – желает, чтобы я был у него на побегушках.
   – Итальянки? – спросил снова Хейнс. – Что это значит?
   – Британской империи, – пояснил Стивен, покраснев, – и Римской святой соборной и апостольской церкви.
   Прежде чем заговорить, Хейнс снял с нижней губы приставшие крошки табака.
   – Вполне понимаю вас, – спокойно заметил он. – Я бы даже сказал, для ирландца естественно так думать. Мы в Англии сознаем, что обращались с вами несправедливо. Но повинна тут, видимо, история.
   Гордые полновластные титулы прозвучали в памяти Стивена победным звоном медных колоколов: et unam sanctam catholicam et apostolicam ecclesiam [53 - и во едину святую соборную и апостольскую церковь (лат.)]– неспешный рост, вызревание догматов и обрядов, как его собственных заветных мыслей, химия звезд. Апостольский символ [54 - Апостольский символ – принятая на Западе формулировка христианского Символа веры; 12 членов его в католической традиции сопоставляются 12 апостолам.
Быстрый переход