здесь, с его-то размахом. Жажду новых завоеваний породила  идея  пересылки

мизерного  пакетика  с  гашишем  через  Балканы,  потому   что   путь   по

Средиземноморью день ото дня становится все сложнее  и  труднее.  А  потом

огонек  идеи  разгорелся  в  пожар  мечты  о  постоянном  солидном  канале

переброски наркотиков в огромных количествах.  Однако  в  один  прекрасный

день  выяснилось,  что  эта  мечта  -  мираж,  и  виновник   разочарования

поплатился за легкомыслие. Приговор над ним приведен в исполнение,  а  его

место занял другой человек. Этот человек - я, и  я  должен  нести  двойное

бремя:   ответственность   за   убийство,   которого   не   совершал,    и

ответственность  за  операцию,  проводить  которую  должны  были   другие.

Перспектива блестящая,  ничего  не  скажешь.  Как  это  выразилась  Дорис?

Сначала - гашиш, а потом - пуля.

     Некоторое время я колеблюсь, какую позицию занять при таком положении

вещей: позицию пессимиста ("дела плохи")  или  позицию  оптимиста  ("могло

быть  и  хуже");  потом  замечаю,  что  посередине   между   этими   двумя

непримиримыми позициями возник силуэт молодого человека с бледным лицом, в

черном плаще и черной шляпе; ни дать ни взять "погребальный" Райт,  с  той

разницей, что от него веет не  цветущей  сиренью,  а  холодным  дуновением

смерти.

     Я заметил его в один из первых дней моего шатания по Дрейк-стрит.  Он

стоял у книжной витрины, лениво жевал  жвачку  и  рассматривал  журналы  с

видом человека, которому нечем заняться. Он посмотрел в мою сторону, но не

проявил ко  мне  никакого  внимания,  а  повернулся  и  вошел  в  магазин.

Наверное, просто не узнал меня. Но я его узнал,  правда  видел  я  его  не

дольше минуты - в вагоне поезда;  он  стоял  напротив  меня  и  стрелял  в

Борислава.

     Я подозревал, что это и есть наемный убийца шефа, а от Дрейка  узнал,

что его зовут Марк. Ни из какого другого источника я не мог бы узнать  его

имя; никто никогда к нему не обращался; никто о нем не  говорил.  Люди  не

любят говорить о смерти, а Марк на этой улице был  олицетворением  смерти.

Или, если угодно, он был ее чрезвычайным и полномочным послом.

     Иногда я видел, как в час  обеденного  наплыва  публики  он  стоит  в

магазине мистера Оливера и лениво  листает  какой-то  журнал,  пережевывая

вечную жвачку. Я встречал его в кафе, где  он  стоял  у  медной  стойки  и

лениво тянул кока-колу, один-одинешенек, будто между ним и словоохотливыми

потребителями  гиннес  пролегли  целые  километры.  Или  замечал,  как  он

бесцельно слоняется по  Дрейк-стрит.  Кажется,  это  и  было  его  главным

занятием - шататься по улице и зевать по сторонам;  даже  профессиональный

убийца не может заниматься убийствами по восемь часов в день, а страстей у

него, кажется,  не  было  никаких,  даже  самых  распространенных.