Большое тормозное колесо оставалось без присмотра. Рука Дэвлина сжимала Библию, которая валялась на полу. Сам Дэвлин тоже лежал на полу на животе рядом со своей самодельной постелью, а между лопатками у него торчала рукоятка ножа.

Семеро людей в офицерском купе следили за происходящим не произнося ни слова. Подобно Белью они тоже поняли неизбежность гибели людей.

Оторвавшиеся вагоны удалились уже на две мили, но все еще каким‑то чудом держались на рельсах, приближаясь к последнему повороту, ведущему на мост.

Марика непроизвольно отпрянула от окна и закрыла лицо руками, когда произошел последний акт драмы: вагоны не одолев этого поворота сорвались с рельс, накренились и взлетели над бездной. В воздухе они словно нехотя перевернулись, а потом все три, все еще сцепленные вместе, одновременно ударились о противоположную отвесную скалу. Раздался оглушительный шум.

Без сомнения, для каждого, кто был в этих вагонах, смерть наступила мгновенно. Сплющенные и разорванные остатки вагонов медленно рухнули в невидимую бездну.

Оставшиеся в живых одиннадцать человек из всех, кто ехал в этом поезде, собрались у второго вагона с лошадьми, который стоял теперь последним вагоном. Многие до сих пор не могли унять дрожь. Они внимательно осмотрели сцепление. Из четырех массивных болтов, три, хотя и расшатанные, были на месте. Клэрмонт невозмутимо посмотрел на них и недоверчиво спросил:

– Но как, как это могло случиться? Взгляните на размер этих болтов!

О'Брайен печально заявил:

– Мне совсем не хочется спускаться в это ущелье и обследовать все на месте. Все равно это без толку – все разбито в щепки. Но мне бы хотелось посмотреть, в каком состоянии было дерево в том месте, где крепились эти болты.

– Но почему доска должна была расколоться, Банлон? – возмутился Клэрмонт. – Вы – машинист, и вы единственный железнодорожник, оставшийся в живых...

– Клянусь богом, понятия не имею! Может, дерево было гнилым. А этот подъем, действительно самый крутой в этих горах... Но все это лишь догадки и предположения. Я не могу понять, почему ничего не предпринял Дэвлин?

Клэрмонт с какой‑то мрачной торжественностью на лице произнес:

– На некоторые вопросы мы никогда не получим ответа. Что случилось, то случилось, и теперь нам в первую очередь необходимо еще раз связаться с Риз‑Сити или с Огденом. Нужно немедленно найти смену этим несчастным. Да упокоит господь их души! Какая ужасная смерть! Слава богу, что у нас хоть остались запасы медикаментов.

– Что толку в медикаментах, если нет врача, – бросил Дикин.

– А вы?

– Что "я"? Я уже не врач.

Клэрмонт начал вскипать.

– Но черт возьми, Дикин! Там же холера! Ваши ближние...

– Мои ближние собираются меня повесить. Возможно на самом первом дереве, вопреки протестам Пирса. Кроме того, ведь это холера. Вы сами сказали...

Клэрмонт с отвращением отвернулся и оглядел все еще не пришедшую в себя компанию...

– Морзянке я не обучался... Может быть, кто‑нибудь...

Я, конечно, не Фергюсон, – проронил О'Брайен, – но если вы дадите мне время...

– Благодарю вас, майор! Генри, найдите передатчик в вагоне с припасами. Он под брезентом. И принесите его, пожалуйста, в офицерское купе, – затем он обратился к Банлону:

– Полагаю, что единственное утешение в этой страшной драме заключается в том, что мы сможем развить большую скорость. Сейчас у нас на три вагона меньше...

– Мы не сможем развить большую скорость, – угрюмо возразил Банлон.

Единственным человеком, кто еще мог вести поезд, был Дэвлин. Ведь мне нужно хоть немного поспать.

– О, совсем забыл! Что же нам делать?

– Днем я могу выжать вдвое больше, чем ночью.