– О, совсем забыл! Что же нам делать?

– Днем я могу выжать вдвое больше, чем ночью. Постараемся дотянуть до ночи, а к тому времени... – он кивнул в сторону солдата, исполняющего обязанности кочегара, – к тому времени Рэфферти и я, оба мы порядочно измотаемся, сэр.

– Понимаю, – полковник взглянул на болтающуюся цепь сцепления вагонов. – А как насчет надежности сцепки, Банлон?

Тот долго тер морщинистое лицо, потом вздохнул и сказал:

– Не знаю, полковник. Случиться может все, что угодно. Хотя такая случайность – один шанс из миллиона. Никогда раньше ни о чем подобном я не слышал. Значит, и впредь имеется шанс на миллион, что это повториться.

Груз немного уменьшился, значит и нагрузка на сцепки стала меньше. На этом участке самый крутой подъем, и как только мы доберемся до вершины, дело пойдет намного легче. Сейчас проверю сцепления во всем составе, посмотрю, не прогнило ли еще где‑нибудь. И тогда все...

– Благодарю, Банлон, – к этому моменту Клэрмонт уже переключил внимание на Генри, который приближался с видом человека, которого уже не может сразить никакой удар судьбы. – Ну, как дела, Генри?

– Нет...

– Что значит, нет?

– Передатчик пропал.

– Что!?

– Его нет в том вагоне, сэр.

– Вы хорошо искали? – в тоне Клэрмонта звучало не столько недоверие, сколько недоумение.

– Не хочу показаться нахалом, сэр, но вы можете проверить все это сами.

Клэрмонт мужественно подавил вспышку гнева.

– А ну, все вместе! Обыскать вагоны!

– Хочу обратить ваше внимание на два момента, полковник, – произнес Дикин и стал загибать пальцы. – Во‑первых, из десяти человек, кому вы можете здесь приказывать, это Рэфферти. Ни один из остальных не находится под вашим командованием. А во‑вторых, я думаю, что искать бесполезно.

Полковник еще раз произвел над собой усилие и подавил бурные эмоции.

А Дикин продолжал:

– Когда сегодня утром мы грузили топливо, я видел, как кто‑то вынес из вагона с боеприпасами ящичек, похожий на ваш передатчик и направился в конец состава. Видимость была, сами понимаете, какая. Просто невозможно было разглядеть, кто это был.

– Вот как? Предположим, что это был Фергюсон. Но с какой бы стати он стал бы это проделывать? А вы мастер ставить всех в затруднения, Дикин.

Мне почему‑то очень знакомо ваше лицо. Вы служили в армии?

– Никогда.

– Ни в Конфедеративной, ни в армии США?

– Ни в той, ни в другой. Я же вам уже говорил, что я противник всяческого насилия, – ответил тот безразличным тоном, повернулся и пошел вдоль состава. Генри проследил за ним мрачным взглядом, потом повернулся к О'Брайену и заметил:

– У меня такое чувство, как и у полковника. Мне тоже кажется, что я где‑то видел его раньше.

– Кто же он?

– Не знаю и не могу вспомнить ни его имени, ни где я с ним встречался.

* * *

Вскоре после полудня вновь повалил снег. Поезд, состоявший сейчас только из пяти вагонов, пыхтел по извилистому ущелью, преодолевая подъем с приличной скоростью. В офицерском купе все оставшиеся в живых пассажиры, кроме отца Пибоди, мрачно готовились к трапезе. Клэрмонт повернулся и попросил Генри:

– Передайте отцу Пибоди, что еда уже на столе.

Когда Генри вышел, Клэрмонт обратился к губернатору:

– У меня совершенно пропал аппетит. Такое ужасное путешествие!

Капитан Оукленд и лейтенант Ньювелл пропали без вести. Кто знает, может, их уже нет в живых! Может, они убиты, а шериф не имеет ни малейшего представления, кто.