Изменить размер шрифта - +
Все может быть сказано в двух словах: бедны они
были настолько же, насколько и  родовиты. Одежда их говорила о притязании на
роскошь и  выдавала  скрытую  нищету.  Г-жа  де Броссар  по любому случаю  и
чрезвычайно  неискусно расхваливала свою  крупную и толстую дочь, девицу лет
двадцати   семи,  слывшую  изрядной   музыкантшей;  она   понуждала  ее   во
всеуслышание  разделять вкусы  женихов  и,  желая  пристроить  свою  дорогую
Камиллу, могла, смотря по надобности, не переводя дух,  рассказывать, как по
душе  ее Камилле и кочевая жизнь  военных, и мирная жизнь помещиков, занятых
хозяйством.  Обе   они  держались  с  тем  кисло-сладким  видом  ущемленного
самолюбия,   который  вызывал   чувство  жалости,  побуждал   к  участию  из
себялюбивых  соображений, и обнаруживал,  что обе они  познали всю тщету тех
пустых  фраз, какими свет столь  щедро угощает несчастных.  Г-ну  де Севраку
было пятьдесят лет, он был вдов и бездетен; итак, мать  и дочь выслушивали с
благоговейным восхищением его  рассказ о  червях и все подробности, какие он
почел нужным им сообщить.
     - Моя дочь всегда любила животных,- сказала мать.- А ведь  мы, женщины,
ценительницы шелков,  поэтому  нам  любопытны ваши  червячки, и я  почту  за
счастье  побывать а Севраке  и показать  моей Камилле, как добывается  шелк.
Камилла такая  умница, она сразу все поймет. Право, однажды  ей даже удалось
понять обратную пропорциональность квадрата расстояний!
     Эта фраза  блистательно завершила  беседу г-на  де  Сев-рака и г-жи  де
Броссар после чтения стихов Люсьена.
     На собрание явилось  несколько завсегдатаев дома, а также  два-три юнца
из  хороших семейств, робких, молчаливых,  разубранных, как рака  с  мощами,
осчастливленных  приглашением на это  литературное торжество,  притом  самый
смелый  из них  разошелся до  такой степени,  что вступил в собеседование  с
девицей де Ляэ.  Женщины чинно  сели  в кружок,  мужчины выстроились позади.
Собрание диковинных  фигур в причудливых одеяниях,  с размалеванными лицами,
показалось Люсьену чрезвычайно внушительным. И, когда он увидел,  что на нем
сосредоточены все взоры, сердце стало сильно колотиться у бедного поэта. Как
он  ни был  смел, не  легко  было ему выдержать  первый  искус, несмотря  на
поддержку возлюбленной, которая расточала весь блеск своей учтивости и самую
обольстительную  любезность,  оказывая  радушный  прием  ангулемской  знати.
Смущение   Люсьена  усиливало  одно  обстоятельство,  которое   легко   было
предвидеть, и,  однако  ж, оно  не  могло  не взволновать молодого человека,
незнакомого с  наукой светских интриг.  Люсьен, весь обратившийся в зрение и
слух, заметил, что Луиза, г-н  де Баржетон, епископ и некоторые из угодников
хозяйки дома называют его г-ном де Рюбампре;  большинство же  этой внушающей
страх  публики   -  г-ном  Шардоном.   Оробев   от  вопросительных  взглядов
любопытствующих, он улавливал свое мещанское  имя по одному движению губ; он
наперед знал, какие мнения о нем выносились с провинциальной откровенностью,
подчас весьма неучтивой.
Быстрый переход