Она предписывала либо запрещала то или иное кушанье; она
расшивала ему галстуки, жилеты и носовые платки; в конце концов она приучила
его носить такие нарядные вещи, что буквально превратила в какого-то
японского божка. Согласие их было, впрочем, полным: Зизина по любому случаю
взглядывала на Франсиса, а Франсис, казалось, черпал свои мысли в глазах
Зизины. Они порицали, они улыбались одновременно, казалось, они советовались
друг с другом прежде, чем сказать кому-нибудь "здравствуйте".
Богатейший в округе помещик, человек, возбуждавший всеобщую зависть,
маркиз де Пимантель, у которого, счи-таа женино состояние, было сорок тысяч
ливров дохода и который по зимам жил с семьей в Париже, приехал с супругой
из имения в поместительной коляске, захватив с собою своих соседей - барона
и баронессу де Растиньяк, тетку баронессы и двух дочерей, прелестных молодых
девушек, хорошо воспитанных, бедных, но одетых с той простотой, которая
особенно выделяет природную красоту. Эти люди, составлявшие, несомненно,
избранное общество, были встречены ледяным молчанием и почтительностью,
исполненной зависти, особенно когда заметили, какой необычный прием оказала
новоприбывшим г-жа де Баржетон. Оба эти семейства принадлежали к тем
немногим в провинции людям, которые стоят выше сплетен, держатся вдали от
общества, живут в тихом уединении и хранят величавое достоинство. Г-на де
Пимантеля и г-на де Растиньяка, обращаясь к ним, титуловали; никакой
близости не существовало между их женами и дочерьми и высшим ангулемским
обществом; они были слишком близки к придворной знати, чтобы снисходить к
провинциальной мелюзге.
Префект и генерал прибыли последними, им сопутствовал помещик, который
утром приносил Давиду свое исследование о шелковичных червях. Он был,
конечно, мэром у себя в кантоне, и цензом ему служили его прекрасные земли,
но его манеры и платье изобличали, что он редко бывает в обществе: фрак
стеснял его, он не знал, куда девать руки, разговаривая, лебезил перед своим
собеседником, а отвечая на обращенные к нему вопросы, то привставал, то
присаживался; казалось, он только и ждал, чтобы кому-нибудь услужить; то он
был до приторности вежлив, то суетлив, то важен, то, услышав шутку, спешил
рассмеяться, а слушал он подобострастно, но порой, решив, что над ним
потешаются, мрачнел. Несколько раз в вечер, озабоченный своими учеными
записками, злосчастный г-н де Севрак пробовал навести разговор на
шелковичных червей, но нападал или на г-на Барта, тут же пускавшегося в
рассуждения о музыке, или на г-на де Сенто, который цитировал ему Цицерона.
В самый разгар вечера незадачливый мэр нашел наконец слушательниц в лице
вдовы де Броссар и ее дочери, занимавших среди потешных фигур в этом
обществе не последнее место. Все может быть сказано в двух словах: бедны они
были настолько же, насколько и родовиты. Одежда их говорила о притязании на
роскошь и выдавала скрытую нищету. |