— Она как раз принадлежит к числу людей, на которых можно опереться. Вот Крюкова ты зря посвятил в это дело...
— Крюкова? — Груз отрицательно покачал головой. — Я ему не говорил ни слова.
Григорьев удивился:
— А Зина мне сказала, что ему известно, будто нам передан военный заказ.
— Небось сама проболталась, — предположил инженер.
Григорьев задумался.
— Не думаю...
— Во всяком случае, я не говорил ничего, — добавил Груз и усмехнулся. — Кстати, он только что у меня был. Хочет совершенствоваться в чертежном искусстве, предлагал свою помощь. Может быть, это он из любопытства к новому заказу?
Григорьев насторожился.
— А что ты ему ответил?
— Страшно обрадовался и дал копировать свои чертежи! — Груз засмеялся. — Ты излишне подозрителен. Я, конечно, отказался от помощи, но в чем-либо подозревать Крюкова нет никаких оснований.
— Проверять людей надо годами, — сосредоточенно произнес Григорьев. — А что касается Зины — Зина человек ясный как стеклышко.
VIII
В будни лодочная пристань на озере пустовала, и приятели без затруднения выбрали для себя самую легкую одновесельную шлюпку, только в этом году спущенную на воду и еще блестевшую свежей масляной краской.
Шлюпка плавно скользила вдоль берега. Халанский расположился у руля, Вася на веслах. Слабый ветерок рябил воду. Редкие синеватые тучки время от времени заслоняли солнце, и темные тени пробегали по воде. В отдалении кто-то удил с берега рыбу.
Халанский стянул с себя красную майку, сунул под скамейку и с облегчением расправил руки.
— Кажется, всю бы жизнь провел на воде!
— А я бы не согласился, — сказал Вася. — И на воде и на земле хорошо.
Он взмахнул веслами, вода слабо плеснулась, и лодка пошла быстрее. Вася присмотрелся к удильщику.
— Гляди-ка: Никита Иванович!
— Экономный старик, — отозвался Халанский. — Каждый день ходит рыбу ловить, все лето будет даровой ухой кормиться.
Лодка находилась неподалеку от мастера. Старик, скорчившись, пристроился на камнях. У его ног в воде колебались отражения двух удилищ. Он сосредоточенно следил за самодельными пробочными поплавками, между которыми покачивался сорванный ветром лист березы.
— Никите Ивановичу!— приветствовал Халанский мастера.
Старик с неудовольствием поднял голову.
— Тише вы,— буркнул он вполголоса. — Стороной, стороной объезжайте... Клюет!
Но Вася неосторожно взмахнул веслом, и Халанский тут же рывком повернул руль, направив шлюпку прямо на середину озера.
— Что ты наделал! — выругался Халанский. — Теперь к старику неделю нельзя будет подступиться...
Он с опасением посмотрел на берег. Старик стоял, выпрямившись во весь рост, и что-то громко кричал, слов нельзя было разобрать, их относил ветер.
— Надо было тебе связываться — с упреком сказал Халанский. — Видишь, как разозлился?
А Никита Иванович, сложив ладони рупором у рта, надрывался изо всех сил:
— Вернитесь! Идолы! Вернитесь!
Сизая тоскливая пелена затянула край неба. Старик знал, что через несколько минут на озеро налетит шквал, поднимутся волны, и ни один разумный человек не рискнет остаться сейчас в лодке. Старик махал руками, указывая на небо.
Резкий порыв ветра качнул шлюпку. Халанский попробовал повернуть руль, но лодку заносило все дальше и дальше. Ветер крепчал, озеро волновалось, верхушки прибрежных деревьев раскачивались с такой силой, точно кто-то зацепил их веревками и пытался притянуть к земле. Вася, с трудом преодолевая сопротивление ветра, изо всей силы налег на весла. |