— Да хрена они кому нужны, твои мысли с мечтами, Обмылок! Пошли, покажем итальяшкам крутые шедевры, небось, они враз отвянут!

— Уй-й! — застонал Дармобрудер и отвернулся, закрыв лицо руками.

Я в панике метнула взгляд на переводчика. Поздно! Подлый толмач уже бормочет слова ногастой дуры итальянцам. Как объяснить им, что Веревкина сроду не произносила более изысканных речей, что весь ее лексикон беднее, чем у Эллочки-людоедки и умещается на любой из орнаментированных похабщиной мисок, ею созданных. Проклятой матершиннице вообще нельзя рот открывать в присутствии мужчин, это плохо действует на их самоидентификацию!

Я обреченно, с каким-то безнадежным интересом следила за реакцией итальянцев, ожидая: вот сейчас они развернутся и уйдут навеки. Но нет, Кавальери-старший поднял бровь, младший пожал плечами, а язва Чингьяле злорадно хихикнул. Но все остались! Даже поднялись с кресел и выразили готовность последовать в залы и еще раз подробно осмотреть экспонаты. Дармобрудер, не веря своим ушам, повел итальянцев, описывая круги по орбите группы, как пастушья собака вокруг отары. Вернее, двух отар, которые упорно не смешивались между собой: художники демонстрировали национальную гордость, итальянцы предпочитали держаться подальше от пятерки сумасшедших — еще искусают, чего доброго!

— Вы храбрая женщина, синьорина, — услышала я тихий баритон, почти шепот, у своей щеки.

Я, естественно, тут же забыла, что якобы ни слова не понимаю по-итальянски, и радостно ответила на языке солнечного полуострова:

— К подобным выражениям я привыкла. Творческие личности для специалиста не опасны — художники сами боятся тех, кому безразличны!

— Вот я вас и поймал! Вы знаете итальянский? — усмехнулся Франческо, — Зачем же вы скрывались? Шеф вас направил следить за нами? Боится, что его надуют?

— Нет-нет! — почему-то принялась я оправдывать примитивные хитрости босса, — Просто стесняюсь своего произношения, к тому же переводчика вы привезли…

— У вас прелестное произношение и очень симпатичный акцент, — галантно заявил Кавальери, — Вы, русские, выделяете звук "а", вот и все!

— Это типичный московский говор, — увлеченно объясняла я, демонстративно повернувшись спиной к огненным взорам Дармобрудера, грозившим прожечь на мне кофточку до самого белья, — В разных регионах России выделяются разные звуки, и столичных жителей это бешено раздражает.

— Мы все немного ксенофобы. Поэтому чуждые привычки и нравы любому человеку покажутся невежеством… или насмешкой. А эти… гм, художники, — Франческо перевел разговор на животрепещущую тему, — они всегда так странно себя ведут?

— Надо же им почувствовать себя оригиналами! Хотя в чем-нибудь — если не в художественной манере, то хотя бы в манере поведения! Вот они и чудят… — ляпнула я, позабыв про стратегию убеждения, что пятеро неумытых придурков — венец отечественного культурного развития.

— Вы откровенны! — насмешливо заметил Франческо, пока я смущенно покашливала, как делает всякий совершивший оплошность, — Или вы случайно выдали мне профессиональный секрет? Погодите, не отвечайте, я сам догадаюсь… Обладая умом и тонким вкусом, вам нелегко работать с человеком, который, скажем, на искусство смотрит несколько иначе, а вкусом не обладает вовсе. Не расстраивайтесь: все деловые люди безграмотны и тривиальны, ваш шеф — не исключение. Наверно, тяжело жить среди равнодушных? — он проникновенно заглянул мне в лицо, и у меня закружилась голова.