Бернард добавил:

– И почему он не наделил тебя воспоминаниями о других людях, погибших в отеле? Если бы он хотел возложить вину на тебя, то, конечно, мог бы приписать тебе и эти убийства.

Стефан наклонил голову и задумчиво ответил:

– Не знаю, почему он не внушил мне воспоминания о других убитых. Может, я для этого должен был присутствовать при их смерти. У нас есть другие доказательства его способности вторгаться в память вампира. Я бы хотел, чтобы заговорил Дэниэл.

Глаза Марсилии превратились в узкие щелки, но она кивнула.

Стефан осторожно снял руки с подлокотников кресла. Медные шипы почернели от его крови.

Андре прошел вперед и опустил слишком худое тело Дэниэла в кресло на место Стефана. Дэниэл свернулся тугим клубком, убрав руки подальше от подлокотников и выставив плечо, когда Стефан попытался коснуться его.

– Андре? – спросил Стефан.

Андре бросил на него неприязненный взгляд, но повернулся к Дэниэлу.

– Дэниэл, ты должен сесть как подобает в Кресле Вопрошения.

Молодой вампир заплакал. Движениями артритного старика он выпрямился в кресле. И дважды пытался поднять руки, пока сам Андре не взял их и не насадил на шипы. Дэниэл задрожал.

– Он слишком слаб для этого, – сказал Андре Стефану.

– Ты его создатель, – холодно молвила Марсилия. – Прими меры.

Андре поджал губы, но поднес запястье ко рту Дэниэла.

– Ешь, – велел он.

Дэниэл медленно отвернулся.

– Дэниэл, ешь.

Я никогда не видела, как кусает вампир. Стремительное движение головы Дэниэла заставило меня прижать руку к бинтам, скрывавшим следы укуса Литтлтона у меня на шее. Андре поморщился, но руку не отнял.

Дэниэл ел долго. Все это время вампиры не шевелились, только Марсилия ярко накрашенными ногтями нетерпеливо постукивала по ручкам своего кресла. Никто не ерзал, не возил ногами. Я сделала шаг к Уоррену, и он положил руку мне на плечо. Я взглянула на Стефана, обычно подвижного, как щенок, но и он был захвачен общими чарами.

– Хватит.

Андре начал отнимать руку, но зубы Дэниэла оставались в его запястье. Дэниэл оторвал обе руки от подлокотников – я видела, как рвалась при этом его кожа, – но продолжал удерживать руку Андре.

– Дэниэл, довольно.

Вампир заскулил, но отвел лицо. Он по‑прежнему удерживал Андре руками. Глядя на кровь, идущую из укуса в запястье, он дрожал, и его глаза блестели, как бриллианты. Андре убрал руку, схватил Дэниэла за руки и снова насадил их на шипы.

– Сиди так, – прошипел он.

Дэниэл тяжело дышал, его грудь поднималась и опускалась неровными толчками.

– Задавай свои вопросы, Стефан, – сказала Марсилия. – Меня утомило это представление.

– Дэниэл, – сказал Стефан, – я хочу, чтобы ты вспомнил ту ночь, когда, как ты считаешь, убил тех людей.

Голос Стефана звучал мягко, но глаза Дэниэла опять наполнились слезами. А мне говорили, что вампиры не умеют плакать.

– Не хочу, – сказал он.

– Правда, – подтвердил Вольфи.

– Понимаю, – кивнул Стефан. – И все равно расскажи, что последнее ты помнишь перед приступом жажды крови.

– Нет, – сказал парень.

– Хочешь, чтобы вопросы задавал Андре?

– Парковка отеля.

Дэниэл говорил хрипло, словно после долгого молчания.

– Парковка отеля в Паско, где остановился Кори Литтлтон, вампир, с которым ты должен был встретиться?

– Да.