|
- Не знаю, - возразил мистер Геббитас, - я живу здесь, в Четырех Городах, довольно долго и, должен сказать, не думаю, что тяжесть несправедливостей, которые совершают хозяева, так уж велика... - Вся тяжесть их ложится на рабочих, - согласился я, делая вид, что не понимаю его. Мы продолжали спорить, а я в душе проклинал и спор и себя за неумение отделаться от собеседника и не мог скрыть своего раздражения. Три красных пятна выступили на щеках и на носу мистера Геббитаса, хотя он говорил по-прежнему спокойно. - Понимаете, - сказал я, - я социалист. Я думаю, что мир существует не для того, чтобы ничтожное меньшинство плясало на головах у всех остальных. - Дорогой мой, - сказал его преподобие мистер Геббитас, - я тоже социалист. Кто же теперь не социалист? Но это не внушает мне классовой ненависти. - Вы не чувствовали на себе тяжести этой проклятой системы, а я чувствовал. - Ах, - вздохнул он, и тут, как по сигналу, послышался стук в нашу парадную дверь, и, пока он прислушивался, мать впустила кого-то и робко постучалась к нам. "Вот и случай", - подумал я и решительно поднялся со стула. - Нет, нет, нет, - запротестовал мистер Геббитас, - это за деньгами для дамского благотворительного общества. Он приложил руку к моей груди, как бы желая силой удержать меня, и крикнул: - Войдите! - Наш разговор как раз начинает становиться интересным, - заметил он, когда вошла мисс Рэмелл, молодая - вернее, молодящаяся - особа, игравшая большую роль в церковной благотворительности Клейтона. Он с ней поздоровался - на меня она не обратила никакого внимания - и подошел к письменному столу, а я остался стоять у своего кресла, не решаясь выйти из комнаты. - Я не помешала? - спросила мисс Рэмелл. - Нисколько, - ответил мистер Геббитас и, отперев стол, выдвинул ящик. Я невольно видел все его движения. От него невозможно было отделаться, и это так злило меня, что деньги, которые он вынимал, даже не напомнили мне моих утренних поисков. Я хмуро прислушивался к его разговору с мисс Рэмелл и широко раскрытыми глазами смотрел, не видя, на дно плоского ящика, по которому были разбросаны золотые монеты. - Они так неблагоразумны, - жаловалась мисс Рэмелл, точно кто-нибудь мог быть благоразумен при таком безумном общественном строе. Я отвернулся от них, поставил ногу на решетку камина, облокотился на край каминной доски, покрытой плюшевой дорожкой с бахромой, и погрузился в изучение стоявших на нем фотографий, трубок и пепельниц. Что еще мне нужно обдумать до ухода на станцию? Ах, да. С каким-то внутренним сопротивлением моя мысль сделала скачок - точно что-то силой толкало меня в бездну - и остановилась на золотых монетах, исчезавших в это мгновение, так как мистер Геббитас задвигал ящик. - Не буду больше мешать вашему разговору, - сказала мисс Рэмелл, направляясь к двери. Мистер Геббитас любезно суетился около нее, открыл дверь и пошел проводить ее по коридору. На мгновение я необычайно остро почувствовал близость этих десяти или двенадцати золотых монет... Входная дверь захлопнулась, и он вернулся в комнату. |
