А у Михаила Богдановича дело не ладится. То ли он слишком много времени уделял эксперименту внука, то ли не очень глубоко продумал свою пантомиму, только не дается она ему-не получается так, как хотелось бы. Да сейчас личный номер Михаила Богдановича и не имеет уже особенного значения, хотя его можно было бы включить в любую программу, как вообще всякий хороший номер.

Мелькает даже мысль: "А не показать ли пример другим и отказаться от своей пантомимы? Нужно ведь придумать что-то более отвечающее общему замыслу новой программы..."

В самом общем виде у главного режиссера есть уже какой-то план. Он замыслил грандиозную пантомиму "Завоевание космоса" - с опытами в лабораториях, атомными взрывами, полетами в космических ракетах и освоением иных планет. Нашелся и писатель, взявшийся сочинить сценарий на эту тему. Первый вариант сценария он успел уже набросать и прочел его Анатолию Георгиевичу. А когда спросил главного режиссера о его мнении, тот только руками развел.

- Это, дорогой мой, явно не для нас, - добавил он потом, чувствуя, что автор не привык к языку жестов и нуждается в более ясной точке зрения. - Это для хорошо оснащенной и не стесненной в средствах киностудии. И не менее, как на три серии.

- Я могу и поджать...

- Нет, все равно не осилим.

- А жаль, - сокрушенно вздохнул автор. - Такой бы был аттракцион! У меня для его оформления и художник уже имеется.

- Митро Холло? - насторожился Михаил Богданович.

- Да, он. Как это вы догадались? ..

- Космос - это его стихия, - ответил за Михаила Богдановича главный режиссер. - И все-таки это нам не подходит даже с таким художником, как Митро Холло.

Анатолий Георгиевич хотя и вел эту беседу в ироническом тоне, однако сама идея космического представления казалась ему очень заманчивой, и он долго не хотел с нею расставаться. Но вот сегодня приходит к нему Михаил Богданович и поражает новым предложением:

- А что, Анатолий Георгиевич, если мы поручим это дело Елецкому и Мушкину?

- Надеюсь, вы не сценарий имеете в виду? - переспрашивает его главный режиссер, не допуская и мысли о том, что такое серьезное дело можно доверить подобным фантазерам.

- Как раз именно сценарий.

- Ну, знаете ли!..

- Напрасно вы такого мнения о них, - укоризненно качает головой Михаил Богданович. - Они очень толковые ребята.

- Не спорю с вами по этому поводу - вполне возможно, что они действительно очень толковые. Добавлю даже от себя Елецкий бесспорно талантлив как художник. Но ведь вы рекомендуете их мне как литераторов! Или я не так вас понял?

- Именно так, Анатолий Георгиевич. Мушкин и есть литератор. Вернее, он искусствовед. Очень интересно мыслящий, широко образованный человек. Автор нескольких статей по эстетике. Вместе с Юрой Елецким они уже набросали что-то... А цирк они не только любят, но и хорошо чувствуют его специфику. Почему бы вам не посмотреть, что там у них получается?

- Посмотреть можно, пожалуй, - не очень охотно соглашается Анатолий Георгиевич. - Только ведь едва ли...

- А вы не настраивайте себя так скептически раньше времени, - советует Михаил Богданович. - Поинтересуйтесь сначала их замыслом. Может быть, он вам еще и понравится.

Познакомиться с замыслом Елецкого и Мушкина решено на квартире у Юрия, чтобы не тащить в цирк всех его альбомов с эскизами. Кроме этих альбомов предполагается также показать только что законченный Елецким большой портрет Маши. Юрий, правда, считает, что он не совсем еще готов, но Антон убедил его, прежде чем завершить работу над портретом, послушать мнение о нем не только Маши и ее братьев, но и Анатолия Георгиевича с Михаилом Богдановичем. Он считает даже, что необходимо показать его еще и Ирине Михайловне.

Зарницыны приезжают первыми. Их встречают Юрий с Антоном. Тетка Юрия, у которой он живет, уехала в Куйбышев навестить свою сестру, и ее квартира теперь в полном их распоряжении.