- Этот де Бройль, хоть он и потомок французских королей Людовиков, просто молодчина! - восторженно восклицает Илья.

- Еще бы! - смеется Лева Энглин. - Ведь он, черт побери, не только изрек эти романтические слова, но еще и выдвинул гипотезу о волновых свойствах вещества, составившую основу современной квантовой механики. Самое же удивительное, друг мой Илюша, это то, что в последние дни я думаю не только о теоретическом обосновании твоего эффекта, но и о той прелестной циркачке, которая была у вас на встрече Нового года.

- Так ты, значит, разглядел ее все-таки?! - всплескивает руками Илья. - А я-то думал...

- Таких не разглядывают, такие сами бросаются в глаза, перебивает его Лева.

- Значит, физика физикой... - усмехается Илья. Но Лева снова перебивает его:

- И даже математика математикой, а люди остаются . людьми, и ничто человеческое им не чуждо. А у тебя с нею?.. Ах, да! Прости, пожалуйста, совсем забыл о твоей Гале. Где она, кстати?

- Ты же знаешь - она геофизик и сейчас в экспедиции.

- Зимой?

- У них какие-то специальные исследования в зимних условиях.

- Ну, а как ты думаешь, если я попробую? - робко спрашивает Лева.

- Что попробуешь? - удивленно поднимает брови Илья, хотя он сразу же догадывается, что Лева имеет в виду.

- Поухаживать за циркачкой?

- Не советую, - сухо замечает Илья. - Во-первых, она не циркачка или, вернее, не то, что имеется в виду под этим несколько пренебрежительным словом. Ты же знаешь мою маму, она ведь тоже циркачка...

- Прости, пожалуйста, - испуганно восклицает Лева, - я совсем не хотел оскорбить твою маму.

- Ну так не надо оскорблять и Машу. Эта девушка заслуживает всяческого уважения. Говорю тебе это к тому, что легкой победы тут быть не может. А во-вторых, в нее влюблен еще один человек, для которого и его жизнь, и его работа - все в этой Маше. Да ты его видел, он был у нас на встрече Нового года. Это Юра Елецкий. Он художник и рисует только Машу, и, какую бы другую женщину ни изображал, все равно она будет похожа на Машу. Но он настоящий художник, о котором скоро заговорят знатоки живописи. Понял ты теперь, в какую ситуацию собираешься вторгаться? Да и зачем тебе это, когда ты весь в физике да математике! И потом, - добавляет Илья уже со смехом, - кто же будет осмысливать мой эффект с теоретических позиций, если ты увлечешься этой девушкой?

- Да, черт побери! - сокрушенно вздыхает Лева. - И на то, и на это меня явно не хватит.

Репетиции в цирке идут теперь без особых осложнений. Как только увеличиваются дистанции между ловиторкой и трапециями, сразу же вырабатывается темп, необходимый для прихода гимнастов в руки друг другу. Теперь вольтижеры выполняют все свои трюки, не нуждаясь в слишком большом наборе высоты. Они вполне успевают совершить их за время плавного и гораздо более продолжительного полета через воздушное пространство над манежем. Больше времени получается теперь и у ловитора. Пока к нему летят его партнеры, он успевает обдумать и рассчитать, в какой момент и в каком темпе идти ему на сближение с ними.

- А не пора ли нам распрощаться с сеткой и лонжами? предлагает Алеша Зарницын на десятый день репетиции.

- Еще через четыре дня, - обещает Ирина Михайловна. - Как раз две недели будет.

- Ну, если уж для ровного счета только! - смеются Зарницыны.

Через две недели сетку и лонжи действительно снимают. С непривычки работать над "голым" манежем не очень приятно, хотя вероятность падения почти исключена. Движения гимнастов теперь очень плавные, а "трасса" полетов значительно длиннее. Это дает вольтижерам вполне достаточное время для того, чтобы ориентироваться в воздухе с безукоризненной точностью.

- У меня такое ощущение, Ирина Михайловна, - говорит своему режиссеру Маша Зарницына, - будто не мы стали легче, а воздух сделался плотнее. Стал держать нас, почти как вода.