- Ну хорошо, - охотно соглашается Илья, - пусть будет тысяча восемьсот тридцать восьмой. А что было тогда известно об электричестве? Вспомни-ка наивные теории того времени о невесомых электрических жидкостях - флюидах и эфире. Лишь спустя несколько десятилетий после создания первого электрического двигателя Максвелл дал наконец математическое оформление тогдашних воззрений на электричество. А ведь практически уже существовали электромагниты, телеграф, гальванопластика, электродвигатели и генераторы тока. В сороковых годах девятнадцатого века появляются и осветительные электрические приборы.

- К чему ты это? - удивляется Андрей Петрович.

- А ты не понимаешь? Да все к тому же, что теория не всегда успевает за практикой. А что касается физической теории электричества, то она, как тебе известно, и сейчас еще не завершена. А ведь с тех пор, кроме Максвелла, Герца и Лоренца, немало потрудились над нею и Эйнштейн, и многие современные ученые. Нет, следовательно, ничего невероятного и в том, что моим эффектом уже сейчас пользуются цирковые артисты, не ожидая, когда появится его математический аппарат.

- Ну, а эти воздушные гимнасты имеют хоть какиенибудь предохранительные средства на случай, если их подведет твой антигравитационный эффект? - допытывается Андрей Петрович. Чем ведь черт не шутит...

- Ты об этом не беспокойся, папа. На них предохранительные лонжи, а внизу - сетка и униформисты.

Митрофан Холопов выбрал не очень подходящее время для разговора со своим шефом - режиссером экспериментальной киностудии Аркадием Марковичем Лаврецким. Режиссер сегодня явно не в духе, У него не ладится что-то со съемкой сатирического фильма об абстракционистах. Он показывал вчера отснятые куски кинокритику, с мнением которого очень считается художественный совет, и тот не порадовал его похвалой.

- В общем ничего, вполне приемлемо, - снисходительно заявил критик. - Но если судить вас по большому счету, а вас именно так и следует судить, ибо вы мастер и от вас ждут не просто хорошей, а принципиально новой ленты, то это... Как бы вам сказать? Ну, в общем не совсем то. Не очень оригинально.

Кинокритик говорил все это, улыбаясь и ни на чем не акцентируя, но Лаврецкому было ясно, что показанные куски фильма не понравились ему, и это надолго испортило Аркадию Марковичу настроение.

А тут еще этот Холопов стоит над душой и клянчит что-то. Лаврецкий почти не слушает Митрофана, у него полно своих забот, однако присутствие Холопова невольно заставляет его вспомнить единственную искреннюю похвалу кинокритика:

- А вот рисуночки абстракционистов получились у вас подлинными. И это вы правильно сделали. Это создало убедительность, достоверность высмеиваемой вами живописи.

"А что, - думает теперь Лаврецкий, - если я и абстракциониста покажу настоящего, живого, в натуральном виде, так сказать? .."

- Слушай-ка, старик, - обращается он к Холопову, - ты играл когда-нибудь на сцене?

Холопов мнется.

- Видите ли...

- Вот и хорошо! Значит, не испорчен и будешь непосредствен. Завтра же пересниму все эпизоды, в которых снимался бездарный Парашкин. Его роль, роль художника-абстракциониста, сыграешь ты!

- Но как же так, Аркадий Маркович? ..

- А вот так! Да тебе и играть ничего не надо - будешь самим собой. И как я раньше этого не сообразил?

- Ну, если вы так считаете...

- Я в этом убежден. И все об этом!

- А как же с циркачами?..

- С какими циркачами?..

- Я же вам уже полчаса о них...

- А, не морочь ты мне голову, старик! За каким мне чертом твои циркачи?

- А принятый вами сценарий о цирке?

- Это еще когда будет.

- Но ведь великолепный сценарий. Потрясающий фильм может получиться.