|
Широко расставив ноги, он склонился надо мной, провел рукой по моей щеке и рассмеялся низким, звучным смехом. – Да-а-а-а... ты прекрасен, и я не устаю любоваться тобой, – шепотом и чуть задыхаясь, протяжно произнес он. – В момент своего перерождения я был уже стар. А ты поистине совер-шенен, мой Лелио, мой голубоглазый мальчик. Ты выглядишь еще лучше, чем на сцене. Длинные белые пальцы играли моими волосами, одну за другой поднимая пряди и позво-ляя им свободно падать. Он вздохнул. – Не плачь, Убийца Волков, – обратился он ко мне. – Ты избран, и, прежде чем закончится эта ночь, твой шумный успех на подмостках театра превратится в ничто и перестанет иметь зна-чение. И снова я услышал ужасный хриплый смех. В душе моей не осталось никаких сомнений в том, что он послан самим дьяволом, что Бог и дьявол существуют на самом деле, что за пределами того одиночества, которое я испытывал совсем недавно, находится обширное царство темных сил и теперь я каким-то образом попал в него, потому что им удалось воплотить свои подлые и низкие намерения. Мне стало вдруг совершенно ясно, что это должно послужить мне наказанием за мою жизнь, хотя я отчетливо сознавал абсурдность таких мыслей. Миллионы людей по всему миру думали, рассуждали и верили точно так же, как и я. Так почему, черт возьми, это должно было случиться именно со мной?! В голове моей возникло и стало крепнуть страшное предположение: мир в наши дни так же бессмыслен, как и прежде. От этой мысли я пришел в еще больший ужас... – Во имя Господа Бога нашего, уйдите! – воскликнул я. Я должен был в тот момент верить в Бога! Обязан был сохранить веру, ибо в ней и только в ней была для меня надежда. Я поднял руку, чтобы осенить себя крестом. Какое-то время он пристально смотрел на меня полными ярости глазами, но не сделал ни единого движения. Он только наблюдал, как я творю крестные знамения, и слушал, как снова и снова призы-ваю я на помощь Бога. На лице его застыла улыбка, и оно превратилось в неподвижную маску из итальянской ко-медии, глядящую на меня с просцениума. Я не выдержал и разрыдался как ребенок. – Так значит, на Небесах правит дьявол, а сами Небеса не что иное, как ад?! – восклицал я сквозь слезы. – Господи, не покидай меня, Господи!.. Я призывал на помощь всех святых, каких только знал и любил когда-то. Он с силой ударил меня по щеке. Я рухнул на бок и едва не скатился с кровати. Комната закружилась перед глазами, а во рту появился резкий привкус вина. И в ту же секунду я почувствовал, что его руки снова крепко сжали мне горло. – Борись, борись, Убийца Волков! – произнес он. – Не отправляйся в ад без боя. Посмейся над Богом! – Я не смеюсь над Богом! – возразил я. Он вновь притянул меня к себе. Я сопротивлялся, боролся с ним так, как никогда и ни с кем в своей жизни не боролся, даже с волками. Я отталкивал его, бил кулаками, вцеплялся ему в волосы. Однако с таким же успехом я мог драться с ожившими горгульями в соборе, настолько он был силен и могуществен. Он только улыбался в ответ. И вдруг лицо его потеряло всякое выражение. Мне показалось, что оно безмерно вытяну-лось. Щеки ввалились, глаза широко распахнулись и приняли странно удивленное выражение, рот приоткрылся, нижняя губа при этом сжалась, и я увидел его клыки... – Будь ты проклят, проклят, проклят! – буквально ревел я. Но он притягивал меня к себе все ближе и ближе, пока наконец его зубы не вонзились в мое тело. «Нет, только не сейчас, – яростно и неистово уговаривал я себя, – только не сейчас. Я не почувствую это. Буду сопротивляться и устою. На этот раз я буду бороться за свою душу». Однако это стало происходить со мной снова. Приятное, сладостное ощущение... кажется, весь мир отодвинулся от меня очень далеко, а этот человек, отвратительный и гадкий, как будто находится где-то вне меня, словно спрятанное под стеклом насекомое, которое не вызывает у нас отвращения, потому что мы понимаем, что оно не может прикоснуться к нам. |
