– Да ладно тебе, Дэвид, – хмыкнул Страуд. – Ты же знаешь, что уходит, то приходит. Настало время старым богам вернуться во славе.

– Страуд…

– Не трать моего времени, Леппингтон. – В голосе Страуда внезапно послышался гнев. – Ты пренебрег своим наследием. Ты отверг меня. А теперь у меня есть это. – Он хлопнул себя по груди. – У меня есть власть делать то, что я хочу. Я бессмертен. И более чем доволен, что ты решил остаться с этими жалкими больными людьми, которых ты зовешь друзьями. Как бы то ни было, ты станешь одним из этих! – Победно ухмыльнувшись, он ткнул пальцем за спину туда, где среди теней скорчились белоголовые твари.

– Мы не сдадимся без борьбы, – ответил усмехающемуся вампиру Дэвид. – Вам придется потрудиться, чтобы схватить нас.

– Сражаться до последнего – твоя прерогатива, Дэвид, – согласно склонила голову тварь. – Но думаю, финальную сцену стоит разыграть под покровом полной темноты. Как, по‑твоему?

У Дэвида не было даже шанса понять, что именно имеет в виду Страуд, потому что что‑то выскользнуло вдруг из надвигающихся теней: девушка или то, что было раньше девушкой. С молниеносной быстротой существо протянуло руку и выхватило у Электры фонарь. Луч заметался по туннелю, выхватывая куски кирпичной кладки; потом внезапно дернулся, послышались треск и звон. Свет погас.

Фонарь, подумал Дэвид, они разбили фонарь о стену.

Тьма была кромешной.

Голос Страуда выплыл из темноты. И по неотвратимой логике фильма ужасов, и интонации этого голоса, и построение, и ритм фраз – все говорило о том, что перед ними существо, которое все и всех держит теперь в своих руках.

– Вот каков будет твой конец, Леппингтон, – гудел голос Страуда. – На твоем месте я бы не сопротивлялся. Будет гораздо проще, спокойнее и безболезненнее, если ты покоришься этому последнему укусу. – Дэвид без труда мог вообразить себе самодовольную улыбку, растянувшую рот вампира. – Поскольку, пока я говорю, я вселяю в головы окружающих вас существ образ вас пятерых. Я воображаю себе, как они медленно надвигаются на вас, как босые ноги шлепают по ручейку посреди туннеля. Я воображаю себе, как они подходят все ближе, как их руки протягиваются к вам, рты раскрываются, как их языки омываются слюной в предвкушении вкуса вашей крови – вашей свежей, горячей крови, сладкой как мед на сих языках. Вот… вот… слышите, как они двигаются к вам? Слышите их возбужденное дыхание? Слышите, как они похрюкивают от голода? Я поместил образ в их головы. Они – марионетки, и у меня в руках нити, все до единой. Да, и поверьте мне, глаза их приспособлены к темноте. Они прекрасно видят, как вы съежились там у стены. Электра с прижатыми ко рту руками, чтобы не закричать. Джек Блэк, держащий над головой электропилу, надо же, будто это сам молот Тора. А вот и Дэвид с мечом Хельветесом, зажатым в обеих руках, в которых кровь его предков – божественная кровь! – грохочет по венам предателя. Глуп тот дурак, что так благородно готов умереть, защищая своих друзей. А вон там у нас Максимилиан Харт, заламывает руки, бедняга, и так уже полумертв от страха. И наконец, с высоко поднятой головой, непокорная до последнего, наша маленькая Бернис Мочарди, «красивая дама»[23]. Дэвид, как ты думаешь, она доживет до того момента, чтобы проклясть ту минуту, когда ее взгляд упал на город под названием «Леппингтон»? Не тревожьтесь, мои дорогие! Вскоре вы присоединитесь к нам.

Дэвид напряг зрение, пытаясь различить хоть что‑нибудь во тьме. И ничего не увидел. Перед глазами у него била лишь стена тьмы.

Но он слышал. Шорох. Звук шагов, легкий плеск в воде.