Каблуки ее сапог были столь высокими, что оставалось удивляться, как у нее не подгибаются колени. Под мышкой женщина держала тонкий кожаный черный портфель-дипломат.
– Извините, если помешала, – с фальшивой вежливостью сказала дама. – Агнесса здесь? Передайте, что к ней пришла Сидни Лафонтен.
Она подошла ближе и наклонилась, сверля меня своими сверкающими, подведенными черным, голубыми глазами. Мне стало несколько неуютно, а от ее слов сердце свело печалью.
– Видимо, вы не слышали. Агнессы больше нет.
Дама округлила глаза и в шоке прикрыла рот рукой.
– Больше нет? В том смысле, что…
– Она умерла, – произнесла я слова, которые ей, видимо, были не под силу.
Я считала, что в эвфемизмах вроде «больше нет» и «отошла в мир иной» нет смысла: от них было столь же больно, как от простого «умерла».
– Боже правый, быть того не может! Я виделась с ней всего пару недель назад. Вы уверены?
С чего бы мне лгать о смерти любимой бабушки?
– Да, уверена.
– О, какая ужасная новость! – Я почти слышала, как в голове женщины отчаянно крутятся шестеренки. – Она не обсуждала с вами планы на будущее?
Может, эта женщина из тех адвокатов, кто наживается на чужом горе? Правда, такие чаще приходят во время несчастных случаев, а не после чьей-то смерти. Однако дама в любом случае вызвала у меня сильное отторжение.
– Позвольте спросить: как вы познакомились с бабушкой?
Женщина не была похожа на любительницу вязания. Она даже не взглянула на товары в магазине.
– Это… слегка щекотливый вопрос. Выходит, вы ее родственница?
Я замялась, но тот факт, что я внучка Агнессы, вряд ли был какой-то тайной, так что я ответила честно. Дама кивнула, а затем спросила, не приехали ли мои родители. Получив отрицательный ответ, она постучала красными ногтями по портфелю. Разговор выходил муторным и неприятным.
– Может, вам чем-то помочь? – предложила я.
– Да. Вы не знаете, к кому ваша бабушка обратилась за юридическими услугами? Я хочу узнать, кто унаследовал ее имущество.
Я могла отправить даму к Джорджу Тэйту – он, скорее всего, почти ничего бы ей не рассказал. Однако, насколько я знала, завещания не запрещено разглашать, поэтому женщина все равно бы вернулась в магазин. При этом содержания завещания пока не знала даже моя мама. Уж ей я точно расскажу о нем раньше, чем какой-то настырной дамочке.
– Давайте я спрошу маму. Она единственный ребенок Агнессы.
– Всего один ребенок… – Женщина, казалось, вела с собой мысленный спор. Наконец она заговорила вновь: – Я риелтор. Один из моих клиентов намерен купить «Кардинал Клубокси». Ваша бабушка очень хотела продать магазин: лет ей было немало, никто поблизости не собирался продолжать ее дело…
– О, правда?
Врушка-врушка, ни зубов, ни ушка!
Кончики пальцев у меня начало покалывать. Я опустила взгляд: из указательного пальца моей правой руки и безымянного левой сыпались искры. Должно быть, в помещении какое-то ненормальное статическое электричество. Раньше я такого не замечала, но, видимо, от сухого воздуха и количества пряжи всякое могло случиться. Я потерла пальцами о джинсы.
Женщина кивнула.
– Знаю, всем близким Агнессы сейчас невероятно тяжело. Тем не менее я уверена, что магазин рукоделия где-то в Оксфорде вам не слишком нужен. Обсудите это с родителями. – Женщина склонилась еще ниже, вторгаясь в мое личное пространство, и перешла на шепот: – Знаете ли, заинтересованные покупатели нередко готовы заплатить приличные суммы.
– Можно ли поконкретнее? – Честно говоря, мне правда было интересно, сколько стоит этот магазин.
Дама осмотрелась, словно готовилась выдать государственную тайну, а затем, хоть рядом не было ни души, еще больше понизила голос. |