Всего несколько минут назад Тофу говорил: «Мы стараемся подражать артистам, чтобы герои пьес получились как живые», - но он так, кажется, хорошенько и не понял, что представляют собой яритэ или накаи.

    -  Значит, накаи состоит при чайном домике, а яритэ обитает в доме терпимости? Дальше. Кэмбан - это человек? Или этим словом обозначается какое-то определенное заведение? И если человек, то мужчина или женщина?

    -  Мне кажется, что кэмбан - это все-таки мужчина,

    -  Чем же он занимается?

    -  Столь далеко мы пока не зашли в своих исследованиях. Постараемся в ближайшее время выяснить.

    «Какая же чепуха, должно быть, получилась, когда вы читали свои диалоги», - подумал я и взглянул хозяину в лицо. К моему удивлению, оно было серьезным.

    -  Кто еще, кроме вас, состоит в декламаторах?

    -  Да разные люди. Гетеру читал К-кун, юрист. Правда, он носит усы, а говорить ему нужно слащавым женским голоском. Поэтому получилось немного странно. К тому же по ходу действия у гетеры должен разболеться живот…

    -  Неужели даже это необходимо при декламации? - с тревогой в голосе спросил хозяин.

    -  Конечно. Ведь как-никак эмоциональная выразительность - самое главное.

    Тофу считал себя глубоким знатоком литературы.

    -  И как, удачно болел у него живот? - сострил хозяин.

    -  В первый раз эта сцена ему не вполне удалась, на то и болезнь, - тоже пошутил Тофу.

    -  Кстати, какая роль досталась тебе?

    -  Я был лодочником.

    -  Ах, лодочником, - протянул хозяин таким тоном, словно хотел сказать: «Уж если ты играешь лодочника, то с такой ролью, как кэмбан, даже я справлюсь». Тут же он дал понять, что нисколько не обольщается насчет драматического таланта Тофу: - Трудно было тебе играть лодочника?

    Тофу, кажется, не рассердился. По-прежнему сохраняя самообладание, он произнес:

    -  Начал я своего лодочника за здравие, а кончил за упокой, хоть и сам выбрал эту роль. Дело в том, что по соседству с домом, где собрался наш кружок, квартирует несколько девушек-студенток. Они как-то проведали, - не пойму, как им это удалось, - что состоится собрание кружка, пробрались под окна нашего дома и стали слушать. Я читал свою роль с большим вдохновением, как заправский артист, бурно жестикулируя. Я настолько вошел в роль, что подумал: «Теперь пойдет как по маслу», и в этот самый момент… По-видимому, я слишком перестарался, и студентки, которые до этого кое-как терпели, наконец не выдержали и громко расхохотались. Не приходится говорить, как я растерялся, смутился и, сбитый с толку, уже ни за что не мог продолжать. На этом нам и пришлось разойтись.

    Я не мог удержаться от смеха, когда представил себе, что у них будет называться провалом, если они считают, что на первый раз все обошлось благополучно, и невольно замурлыкал. Хозяин все нежнее и нежнее гладил меня по голове. Приятно быть обласканным человеком как раз в ту минуту, когда смеешься над людьми, но в этом есть и что-то жуткое.

    -  О, это ужасно, - проговорил хозяин. Новый год, а он произносит надгробные речи.

    -  В следующий раз мы постараемся, чтобы репетиция прошла еще более успешно, потому-то я и пришел сегодня к вам. Дело в том, что мы просим вас стать членом нашего кружка и принять участие в декламациях.

    -  Но ведь я ни за что не сумею изобразить боли в животе, ни за что, - начал отнекиваться мой флегматичный хозяин.