-  Да ну! Ведь у него привычка каждому новому знакомому объяснять свое имя.

    -  Как же он его объясняет? - вмешался Мэйтэй-кун, который долго ждал подходящего момента, чтобы вступить в разговор.

    -  Он очень обижается, когда «Коти» читают на китайский манер.

    -  Отчего бы это? - спросил Мэйтэй-сэнсэй и взял из замшевого с золотым узором кисета щепотку табаку «Кумой».

    -  Он всегда предупреждает: «Мое имя не Оти Тофу, а Оти Коти!»

    -  Странно, - произнес Мэйтэй, глубоко затягиваясь.

    -  Это объясняется исключительно его увлечением литературой, ведь если читать «Коти», то получается целое выражение «там и сям»; кроме того, он чрезвычайно гордится тем, что его имя и фамилия образуют рифму. Поэтому, когда «Коти» читают на китайский манер, он жалуется: «Растолковываешь, растолковываешь, и все без толку».

    -  Самое настоящее чудачество, - заявил Мэйтэй-сэнсэй тоном, не допускающим возражений, и вдруг, сжав в руке трубку, закашлялся - табачный дым, который сэнсэй в это время выдыхал из легких, изменил направление и, не дойдя до ноздрей, попал в дыхательное горло.

    -  В тот раз, - посмеиваясь, заговорил хозяин, - он рассказал мне, как исполнял роль лодочника на собрании кружка декламаторов и как над ним посмеялись студентки.

    -  Вот-вот, - Мэйтэй-сэнсэй принялся выколачивать трубку, и я поспешил отодвинуться подальше. - Этот самый кружок! Мы говорили о нем, когда я угощал Тофу тотимэмбо. «На следующее собрание, - сказал он, - мы решили пригласить известных литераторов. Прошу и вас оказать нам честь своим присутствием». Опять, спрашиваю, будете читать сэвамоно Тикамацу? «Нет, теперь мы возьмемся за более современные вещи, думаем остановиться на „Золотом демоне“ [39]. Какая же тебе, говорю, досталась роль? А он отвечает: «Я буду Омия!» Зрелище обещает быть забавным: Тофу в роли Омии. Обязательно побываю там, устрою ему овацию.

    Кангэцу- кун как-то странно усмехнулся:

    -  Да, это будет забавно.

    -  Однако он хороший парень - исключительно искренний и весьма серьезный. Не то что Мэйтэй.

    Хозяин сразу отомстил Мэйтэю и за Андреа дель Сарто, и за павлиньи языки, и за тотимэмбо. Но Мэйтэй-кун словно пропустил его слова мимо ушей и только улыбнулся:

    -  Ничего не поделаешь, у меня нрав что кухонная доска из Гётоку [40].

    -  Да, примерно так, - сказал хозяин. По правде говоря, он не понял, что значит выражение «кухонная доска из Гётоку», но ведь недаром он был учителем и лгал на протяжении многих лет - в трудные минуты педагогический опыт приходил ему на помощь.

    -  А что значит «кухонная доска из Гётоку»? - с простодушным видом спросил Кангэцу. Хозяин, глядя на вазу с цветами, стоявшую в нише, произнес: «Эти цветы я купил еще перед Новым годом, когда возвращался из бани, хорошо сохранились, правда?» - и таким образом сумел перевести разговор на другую тему.

    -  Твои слова напомнили мне об одном удивительном случае, который произошел со мной перед Новым годом, - заговорил Мэйтэй, ловко жонглируя своей трубкой.

    -  Что за происшествие? Расскажи, - с облегчением вздохнул хозяин, видя, что со стороны «кухонной доски из Гётоку» ему уже не угрожает никакая опасность.

    И Мэйтэй- сэнсэй рассказал следующее:

    -  Было, как сейчас помню, двадцать седьмое декабря.