И однако же он сказал успокаивающе – то единственное, что и мог сказать сейчас:

– Да откуда ты взяла все это? Может, все это…

– Ой, кабы так, Леня, кабы так!..– простонала Галя, валясь головой на его руку. Полежала так секунду, другую и подняла голову. – Чего бы я не дала, Леня, кабы не так!.. А то так, так… да ведь сколько я узнала – это капля, наверно… сколько не знаю… а мне и капли этой – хоть в могилу сейчас… Ведь троих вырастить, да дом вести, да еще на работу бегать – это какая лямка… и тащила, ничего, почему ташила? Да потому что, думала, не одна, вместе, общее наше дело, общая судьба… думала – так вроде и легче… а оказывается, одна была, он то, оказывается, вполсилы тянул, изображал только…

– Да ну откуда ты взяла все это? – повторил Евлампьев. – Да ну что ты, Галя… что ты, милая… – Рука у него после ее щеки была мокрой от ее слез.Что ты напридумывала себе…

– Кабы напридумывала, Леня, кабы напридумывала!..– снова перебила его Галя. – Письмо пришло – с чего началось все. Не письмо, новогоднее поздравление… двойное такое, в конверте, знаешь. Почту же он вынимает, не я, у него ключ. Я бы и не узнала ничего, а стала вчера пуговицу к пальто пришивать, а в кармане мешает что то, вынула – конверт поздравительный. Интересно, думаю, от кого, забыл, видимо, не показал… Ну, и как шибануло меня… Да вон, прочитай, – показала она головой.

Евлампьев посмотрел, куда она кивнула,на столе перед Машей лежал конверт с изображенным на картинке румяным и веселым Дедом Морозом. Он его и не заметил раньше.

– Прочитай, прочитай, – сказала Галя.

Маша вынула из конверта плотный глянцевитый складень поздравительного листа и подала Евлампьеву.

«Здравствуй, Федя!» – начиналось письмо, и, как ни по свойски обращался его автор к Федору, ничего в этом обращении не проглядывало предосудительного.

Но то, что пошло дальше… Евлампьев читал – и ему приходилось пересиливать себя, чтобы читать: такое открывалось из письма тайное, темное, не должное быть знаемым никем, кроме двоих… Можно представить, как это было читать Гале.

Женщина писала, что последнее время он что то часто вспоминается ей, и так хорошо все вспоминается, что сил нет, хочется увидеть его, весточку какую от него получить… как они в Сочи в пятьдесят девятом году отдыхали – это лучший месяц в ее жизни!..

Он дочитал, сложил складень и постучал ребром его о стол.

– И что, ты из за этого? – спросил он потерянно. И сказал – то, что само собой напрашивалось и что, однако же, было вовсе не так просто, опять таки потому, что, если бы просто, Галя с Федором пришли бы вчера вовремя и ие читал бы он сейчас это письмо. – Так ведь это же специально написано, это как дважды два, что специально, ты сама посуди!

– Так вот то то и оно, что специально! – сказала Галя. – Да если б специально, а неправда… А то правда, Леня, вот что! Ездила я к ней, Леня. – Галя снова отерла глаза платком, похлюпала носом к передохнула. – Я так ведь и подумала, что специально, а как шибануло меня – так и не могу себе найти места, хоть н понимаю, что специально… ну, и поехала. Узнала адрес в справочном у вокзала н посхала, Войцеховская ее фамилия, я помню – была у него такая в цехе, то ли технолог, то ли экономист… Ехала, чтобы за волосы ее отодрать, что ж ты, сволочь такая, делаешь, зачем тебе это нужно, а приехала…

Она замолчала, задохнувшись, закрыла глаза н помотала головой.