На пороге стоял Федор. Он был в трусах, пижамной рубашке, схваченной на одну пуговицу у подола, и босиком.

– А, Емельян! – сказал он, не удивляясь и не конфузясь, что Евлампьев застал его в таком виде. – А я подумал, моя благоверная вернулась.

Дряблое морщинистое лицо его было помято, с опухшими, воспаленными глазами, волосы стояли торчком, и изо рта у него крепко шибало не перегоревшим еще, свежим водочным запахом.

– Откуда вернулась? – ступая в квартиру, спросил Евлампьсв.

Федор был дома, похоже, что спал, голос его был, в общем, вполне обычен, и Евлампьев сразу же успокоился: ничего, значит, страшного не произошло, а что произошло – то не страшно…

– С дороги, Емель, вернулась, с дороги,– проговорил Федор.Закрывай дверь, а то холодно мне.

Евлампьев закрыл дверь.

– А куда она пошла? Или поехала? – поправился он.

– Поехала,– сказал Федор. – К вам. К тебе. К брату. Ты же брат ей. Теперь Евлампьев уловил в голосе Федора то ли иронию, то ли просто усмешку… но было что то такое, было.

– Давно?

– А вот недавно. Считай, сейчас только. В дороге вы разминулись.

Так… Ну понятно. Во всяком случае, оба они живы.

– Что вы не приехали? И не позвонили? Мы уж переволновались с Машей…

– А, Емель!..– Федор потянулся, рубашка приподнялась, показав выкатившийся сверху трусов тугой белый живот. И, ничего не говоря больше, повернулся н пошлепал в комнату.

– Федя! – недоуменно позвал его Евлампьев, но Федор не отозвался, не остановился, и Евлампьев услышал из комнаты скрип кроватных пружин, мягкое шуршание одеяла. Федор ложился.

Страшного ничего не произошло – да, но все это было странно. Вчера не приехали, а сегодня Галя поехала одна…

Федор лежал на спине, натянув одеяло до подбородка, и опухшие глаза его были закрыты.

Евлампьев остановился над ним и стоял так, не зная, о чем, собственно, спрашивать и как спрашивать.

– Федя! – снова наконец позвал он.

Федор медленно разлепил один глаз, закрыл и разлепил оба.

– Разминулись вы, – сказал он. – Ты сюда, она туда. А я дерябнул… Желание есть – на столе там стоит, осталось еще… разрешаю.

Он вновь закрыл глаза, и Евлампьеву стало ясно, что ничего он больше из него не вытянет, ни слова путного не скажет Федор, и нечего здесь с ним больше делать, а надо ехать обратно домой. Что то у них все таки произошло, что – совершенно непонятно, но, должно быть, и нешугочное что то, иначе почему же не появились вчера и не позвонили и сегодня Галя, опять же не позвонив, поехала к ним. Ксюша, конечно, огорчится, обидится, что не приехал… ах, не надо бы ее огорчать, не след бы… ну да что ж делать, все таки, видимо, нужно обратно…

Ермолай с Виссарноном у окна не успели даже еще докурить сигарет. Увидев Евлампьсва, они разом прекратили говорить и, пока он спускался к ним на площадку, смотрели на него выжидательно и нетерпеливо.

– Что там? – не утерпел, спросил Ермолай.

«Что там…» Кабы он сам знал, что там. Поди ка ответь вот, что там… Евлампьев поглядел по очереди на одного. на другого… А хорошо, что они так друг с другом… есть между ними какая то теплота, близость какая то. и не внешнее это, нет, отнюдь… Что вот только за история была у Ермолая в университете?..

– Да, в общем, страшного ничего, – сказал он. – Живы здоровы оба… Федор, видимо, выпил раньше времени… вот что. А Галя обиделась…

Он только сейчас, в последнюю буквально секунду, начавши уже отвечать, выдумал это объяснение – вспомнил Федора в пижамной рубахе, с бьющим изо рта свежим водочным запахом и выдумал, – но, сказавши, тут же и поверил в свои слова: вот ведь действительно в чем дело то!.