Так был заложен оттербахский рудник, один из самых богатых в стране.

    6 ИЮНЯ 1522 ГОДА, СВ. НОРБЕРТ

    Часы на городской башне пробили полдень. Открылась дверца, в иное время запечатанная золотом солнца и серебром луны. Медленно прошелся над Раменсбургом хоровод, возглавляемый скелетом с косой. Все смешалось в по ту сторону жизни. Рыцарь в доспехах вел за руку крестьянку, купец тащил за собой неверного сарацина, монах обнимал распутницу, святой отшельник подал руку вору, старик поспевал за дитятей, король следовал за нищим. И всех увела в бездну Смерть.

    Не то мертвым напоследок показала мир живых. Не то миру живых предъявила свою богатую добычу.

    С легким щелчком захлопнулась дверца. Мыслям о вечности - пять минут после полудня; прочее же время - работе.

    -  Ах, Вейде, - сказала Рехильда Миллер, и цветы на гобелене, который ткала, медленно увяли под ее искусными пальцами, - ах, Вейде… бедная моя Вейде.

    Во имя Господа. Аминь. В год 1522 от рождества Христова, 6-го дня июня месяца, в моем присутствии, а также в присутствии члена инквизиционного трибунала Ремедиоса Гааза и писаря Иоганна Штаппера, нижеподписавшегося, явилась свидетельница Элизабет Гарс, жена Хуго Гарса по прозванию Божий Грош (Готтеспфеннинг), трактирщика, из города Раменсбурга, и была приведена к присяге на четырех Евангелиях. Упомянутой Элизабет Гарс было сказано, что поднимая правую руку с тремя вытянутыми и двумя согнутыми пальцами, она призывает в свидетели своей правоты святую Троицу и призывает проклятие на свою душу и тело в том случае, если скажет неправду.

    Будучи спрошена о том, откуда она знает о злодеянии, свидетельница сказала, что давно приглядывалась к подозреваемой, Рехильде Миллер, жене почтенного Николауса Миллера, и многое видела своими глазами. Упомянутая Элизабет Гарс клятвенно обещала рассказать все по порядку, заверяя в том, что сведения ее достоверны и подтверждаются многими фактами.

    На вопрос о том, как давно свидетельница знакома с подозреваемой, упомянутая Гарс ответила, что с рождения последней, ибо жили неподалеку друг от друга. О подозреваемой шла добрая молва, по словам свидетельницы, поскольку та ловко изображала добросердечие и часто вызывалась помогать людям, преследуя злокозненные цели, о чем мало кто догадывался. Что же до морали подозреваемой, то наиболее прозорливые считают, что она занимается колдовством.

    -  Кто считает? - тихо спросил человек в грубой коричневой рясе.

    Доносчица вздрогнула, услышав этот голос. Спрашивал не молодой, не Ремедий Гааз. Второй. Его имя - Иеронимус фон Шпейер.

    Писарь, тощий малый с бородавкой на подбородке, и без того выступающем вперед, отложил перо, склонил голову набок. Поковырял в ухе.

    -  В трактире у моего мужа люди говорили, - сказала наконец свидетельница.

    Писарь записал.

    -  Подробнее, - еще тише велел Иеронимус фон Шпейер.

    -  Да хотя бы Катерина Харш, жена Конрада Харша, мастера с шахты «Девка-Нараспашку»… - выпалила Элизабет.

    Будучи спрошена о фактах, позволяющих сделать подобное предположение, свидетельница отвечала, что когда у другой ее соседки, почтенной и богобоязненной дамы Катерины Харш, был приступ головной боли, так что несчастная не могла пошевелиться и едва не отдала Богу душу, означенная Рехильда Миллер неожиданно вошла в дом и спросила, не страдает ли здесь кто-нибудь. Катерина Харш сказала, что больна. Тогда Рехильда Миллер коснулась рукой ее головы и тотчас же отдернула ладонь, сказав, что обожглась, хотя горячки у Катерины Харш не было в помине. Затем села на постель возле больной и принялась бормотать.