|
Это наблюдение отлично характеризует состояние моего ума, когда я мерил шагами свои комнаты, наморщив лоб и стиснув кулаки. Я больше не упрекал себя за то, что обманул доверие царя Приама. Не беспокоили меня и мысли о Гортине, с которой, хоть она и была простой рабыней, я обошелся недостойно. Язвительные замечания женщин поставили меня в глупое и ложное положение, но, хотя в обычных обстоятельствах я был весьма чувствителен к насмешкам, сейчас не испытывал ни стыда, ни гнева. Все прочие эмоции отступили перед нахлынувшим на меня всепоглощающим чувством любви. Только презрение Гекамеды и страх потерять ее навсегда заставили меня осознать, что я люблю ее так, как не любил никого и никогда. Я дрожал, вспоминая о презрении, светившемся в ее взгляде при нашем расставании, потрясад кулаками в воздухе и бранился вслух. Потом я опустился на скамью и со стоном закрыл лицо руками. Так прошли два часа. Наконец я принял решение - вернее, оно было мне навязано. Решение это было постыдным, и я презирал себя за него, но не мог придумать иного выхода. Вскочив, я бросил взгляд на песочные часы за окном и увидел, что близится время заседания совета. Одевшись и умастившись благовониями, я прибыл в зал с опозданием на несколько минут. Как и вчера, присутствовали только старшие советники. В воздухе ощущалось возбуждение - ходили слухи, что Ахилл, которому Агамемнон преподнес богатые дары и возвратил Брисеиду, внял уговорам греческих вождей и согласился завтра вернуться на поле битвы. Дюжину гонцов отправили за подтверждением или опровержением этих слухов, но никто из них не добился успеха. Троянские советники, хотя в их распоряжении имелось целое войско, были явно обеспокоены подобной перспективой. Они пререкались до самого вечера, как обычно не придя ни к какому решению, и я наконец получил дозволение вернуться в свои покои. Выходя из зала, я заколебался, думая, не обратиться ли мне к царю Приаму со своими проблемами. Решив, что лучше сперва заручиться каким- нибудь подтверждением моей истории, я вышел из дворца и направился через двор к мраморному зданию с плоской крышей на краю Пиламонской площади. Стражник проводил меня по лабиринту коридоров к покоям Орхомена. Хотя ночь еще не наступила, внутри было темно, и в стенных нишах горели светильники. Их отблески играли на полированной поверхности желтого мрамора, озаряя все великолепие дворца, сооруженного Приамом для своих внебрачных сыновей. "Вот причина бедности Трои", - подумал я, останавливаясь у двери. Едва ли подобные мысли приходили в голову Орхомену. Я застал его откинувшимся на подушки дивана и лениво наблюдающим за грациозными движениями фтийской танцовщицы. Когда я вошел, он знаком предложил мне сесть, не сводя глаз с девушки. - Позор тебе и твоим лидийским <Лидия - древнее царство в Западной Азии> штучкам! - воскликнул я, когда развлечение подошло к концу и фтийка удалилась с низким поклоном. - Неужели это подходящее занятие для воина? - Всего лишь отдых, - отозвался Орхомен, зевая и потягиваясь. - Как поживаешь, Идей? Погоди, я пошлю за вином. - В этом нет нужды - я пришел извлечь тебя из твоего рая. - И я объяснил свои намерения, закончив просьбой немедленно сопровождать меня к царю Приаму. Орхомен нехотя согласился. |
