|
- Она видела мужчину, с которым ушла Гекамеда? - Нет. - А ты? - Да. - Давно он был здесь? - Примерно в середине второго часа. Ферейн отвечал достаточно охотно, и я начал сомневаться в моих подозрениях. - Говоришь, ты видел его? - Да. - Кто он? Ферейн колебался - его глаза бегали из стороны в сторону. - Не знаю. На его лице было написано, что он лжет. У меня не было времени уговаривать слугу - дорога была каждая минута. Я взял со стола меч и поднял его. - Кто был этот человек? - Не знаю... клянусь Аполлоном... - Ферейн упал на колени. Я опустил меч плашмя на его плечо. - Кто он? - Клянусь Аполлоном... Афродитой... всеми богами Олимпа... я не лгу! - Глупец! - крикнул я. - Оставь себе золото или то, чем он тебя подкупил, но скажи мне, кто он, или ты умрешь! - Я ударил его по плечу, повалив на пол. - Сжальтесь, господин! - взмолился Ферейн, хватая ртом воздух. - Это... это был Парис! - Наконец-то ты развязал язык! Ты не лжешь? - Нет, господин, Ферейн не лжет вам. Это был Парис. Судя по голосу, он говорил правду. Я спрятал меч в ножны. Больше расспрашивать было не о чем. Я знал, что произошло, так же хорошо, как если бы видел все собственными глазами. И тем не менее, я утешал себя сомнениями. - Она ушла с ним по своей воле? - спросил я, повернувшись к Ферейну. - Да, - сразу же ответил он. - Парис пришел, я проводил его в ее комнату, и вскоре они ушли вместе. Она держала его под руку. Это спокойное признание в измене вывело меня из себя. Я взмахнул мечом, но ударил только воздух. Ферейн, вовремя увернувшись, выбежал в коридор. Я сел на скамью и попытался сосредоточиться. Мысли путались у меня в голове. Что делать? Самый разумный и практичный ответ - ничего. Обычно, если один мужчина отбирает у другого рабыню, это заканчивается поединком, но не когда речь идет о сыне Приама. Уведи он Гекамеду силой, тогда я мог бы потребовать правосудия у самого царя и добиться его. Но она ушла добровольно,.. Я стал думать о Гекамеде. Она занимала все мои мысли с тех пор, как я впервые увидел ее в шатре Нестора. Тогда Гекамеда дала мне повод считать, что я ей небезразличен, а позже она подвергла себя величайшей опасности ради моего спасения. Когда я представил себе ее в объятиях Париса, прижимающейся своими алыми губками к его губам и ласково шепчущей ему на ухо, у меня потемнело в глазах, и я вскочил на ноги, взревев, словно бык. Сын Приама или нет, он дорого заплатит за это похищение! Что касается Гекамеды, то, раз она наградила меня титулом "хозяин", пусть поймет, что значит быть рабыней! Прицепив меч и даже не сняв окровавленные доспехи, я поспешил во дворец. "Глупо идти одному - лучше позвать Киссея", - подумал я и сразу же вспомнил, что мой верный друг мертв. Именно тогда я начал испытывать к грекам - и в особенности к Ахиллу - глубокую жгучую ненависть, хотя в тот момент я не осознавал этого, будучи занятым другими мыслями. |
