Князь, кажется, даже не услышал ее слов. О Господи, она беременна! Эта женщина дерзко пренебрегла его требованием, а кроме того, последовала за ним в Лондон! Он не знал, что более поразило его.

Но от леди Кэррэдин было не так то просто отделаться.

– Вы знаете эту даму, ваше сиятельство? – спросила она с натянутой улыбкой. – Я ее никогда прежде не видела, а уж мне то все здесь знакомы. Она, очевидно, из провинции или приехала из за границы. – Ненатурально рассмеявшись, леди Кэррэдин украдкой взглянула на князя. – Нет, пожалуй, на деревенскую мышку она не похожа.

Князь почувствовал, что лицо у него одеревенело так, словно на нем плотная маска из папье маше.

– Это моя жена.

Леди Кэррэдин вздрогнула.

– Я, конечно, подозревала, что вы женаты, как и все прочие. Но не предполагала, что она приехала с вами в Лондон. Северьянов тоже не предполагал этого.

– Извините. – Поклонившись, он стал пробираться сквозь толпу.

Она заметила князя и, подняв узкую ручку в перчатке, помахала ему. Потом оперлась на руку своего кавалера, Михаила Федоровского, стройного молодого человека, тотчас залившегося краской.

Князь ждал, когда они спустятся по лестнице, чувствуя, что становится объектом всеобщего внимания. Он и без того возбуждал любопытство окружающих и замечал, что люди разглядывают его и перешептываются. Подобная неучтивость раздражала Северьянова, но он привык к этому. Князь подумал, что не пройдет и четверти часа, как Мари Элен узнают и языки сплетников заработают с бешеной скоростью. Он заранее знал, о чем они подумают и что скажут. Мари Элен считали одной из самых удивительных красавиц в Европе, и Северьянов не раз слышал, что их называют прекрасной супружеской парой. Князю вдруг вспомнилась их дочь Катя, и, как всегда, при мысли о ней ему стало очень грустно.

– Ники, я очень рада видеть тебя, дорогой! – воскликнула Мари Элен. Она чмокнула мужа в щеку, прижавшись на мгновение к его рукаву обнаженной грудью. Глаза у нее были такие же черные, как волосы, и это оттеняло безупречно чистую и светлую кожу. Головку Мари Элен украшала бриллиантовая тиара, а запястья – браслеты с рубинами и бриллиантами.

– Мы только что прибыли, – сказала она. Ее кавалер счел за лучшее ретироваться, чтобы позволить супругам поговорить наедине.

Князь пристально взглянул на нее.

– Разве я не оставил тебя в Санкт Петербурге? Разве я недостаточно понятно объяснил тебе, что еду за границу по делу государственной важности, а не ради развлечений?

– Не сердись. – Мари Элен взяла его за руку. – Я понимаю, почему ты решил не брать меня с собой в Лондон. Но Катя места себе не находила с тех пор, как ты уехал!

– О чем ты? – встревожился князь.

– Когда ты уехал, она проплакала всю ночь, и никому, даже Лизе, не удавалось ее успокоить. Лиза была старой, полуслепой нянюшкой. Я объяснила, что ты отправился не в армию, но Катя, кажется, не поверила. Ты же знаешь, какая она упрямая, Ники. Девочка перестала есть. Я очень испугалась, – щебетала Мари Элен, глядя на него правдивым взглядом.

На самом деле едва ли что нибудь могло испугать Мари Элен. И князь это знал. Знал он и то, что дочь – его самое уязвимое место, так сказать, ахиллесова пята. Видит Бог, Северьянов мог справиться с любой, даже самой сложной ситуацией, но совершенно терялся, если страдала Катя. Княжне это тоже было хорошо известно.

– Как ты попала сюда? – спросил он. Жена одарила его ослепительной улыбкой.

– Александр отправил нас на своем корабле.

«Следовало бы самому догадаться», – подумал он. Александр благоволил к Мари Элен, как и к нему, а они с ним дружили с самой юности. Царь с присущим ему энтузиазмом сам устроил его женитьбу, руководствуясь и романтическими идеалами, заслуживающими лучшего применения, и суровым политическим расчетом.