Кроме того, его возможности были
ограничены возросшими воинскими обязанностями. Ужас, вызванный мятежами Бергамо и Брешиа, не уменьшился от известий, достигших Венеции на исходе
марта.
Бонапарт, преодолевший перевал через Тоглименто, неизменно теснил австрийскую армию дальше и дальше, пока в конце месяца эрцгерцог Чарльз не
собрал ее разрозненные остатки в Клагенфурте, когда Итальянская армия вступила уже на вражескую территорию и взяла курс на Вену.
Людовико Манину даже не пришлось оказаться перед агонией официального заявления об альянсе с австрийцами в последний момент, а Большой Совет так
и не собрался для обсуждения этого вопроса. В то время, когда граф Пиццамано представил Дожу свои сведения относительно французского плана,
Итальянская Армия уже выступила. Было слишком поздно для каких бы то ни было мер, кроме укрепления самого города Венеции в призрачной надежде
сохранить от осквернения хотя бы ее.
Для этого Совет Десяти издал необходимые указы. К тому же, учитывая недовольство жителей действиями правительства, неумелость которого казалась
теперь полностью установленной, можно было использовать собранные в столице войска если не для защиты города от французов, то для защиты
правительства от народа.
А тем временем, в качестве способа успокоения, усердно распускались слухи. Говорилось – конечно же, неискренне, – будто Империя посылает еще
одну армию в семьдесят тысяч человек. Менее неправдоподобным, хотя и он не получил признания у народа, был слух о том, что мир уже почти
заключен.
Предпринимаемые шаги не ограничились действиями в военной сфере. Агенты государственных инквизиторов были теперь чрезвычайно усердны и аресты
уличенных в якобизме, шпионаже или других формах измены происходили повсюду. Исчезновения людей в эти панические дни стали обычным делом.
Когда Марк Антуан после выздоровления, наконец, вышел из французской миссии, вряд ли в Венеции было известно, что он вернулся. Это произошло в
первых числах апреля, сразу после битвы под Юденбургом, в которой австрийцы потерпели заключительное поражение в этой кампании.
Хотя в Венеции об этом еще не подозревали, война закончилась, и в течение недели было подписано соглашение о прекращении военных действий.
Виконтесса оставалась в миссии, чтобы ухаживать за Марком Антуаном, до тех пор, пока не осталось ни малейшего оправдания ее пренебрежению той
коварной пропагандистской работой, которую Лальмант требовал от нее, – осторожной последовательной подготовкой общественного мнения Венеции к
грядущему. Этой работой он занял отныне маленькую армию своих агентов, многие из которых были на самом деле венецианцами.
Ее уход случился сразу, как только Марк Антуан позволил себе покинуть постель и просидел несколько часов у окна, осматривая сверху Корте дель
Кавалло. Это был неинтересный вид, но он сидел на солнышке, которое вместе с бодрящим воздухом ранней весны способствовало его выздоровлению.
В тот день, когда он впервые после болезни сидел там – в ночной рубашке и комнатных туфлях, с подвязанными густыми черными волосами, с накинутым
на колени пледом, – он выразил виконтессе свою беспредельную признательность и чувство долга перед ней, которое втайне беспокоило, ибо связывало
его. – Я бы не выжил, Анна, если бы не ваша забота обо мне.
Она улыбнулась ему с печальной нежностью. Она не щадила себя, и битва со смертью, в которой она победила ради него, оставила на ней свои шрамы.
Маленькое привлекательное личико осунулось и ее истинный возраст, который при хорошем самочувствии она скрывала под почти детской свежестью,
проявился полностью.
– Это слишком сильно сказано. |