Принять решение было невозможно, но оставалось добиться отсрочки.
– Вы сказали, после Великого поста? – спросила она.
– Так вы согласны, Изотта?
– Да, – сказала она и покраснела от своей неискренности. – Когда пройдет Великий пост. Вы можете сказать моему отцу, что я назначу дату во время
Пасхи.
На это он нахмурился. Затем издал короткий смешок человека, который заметил западню и не собирается попадать в нее.
– Так не годится. Вы должны назначить дату сейчас.
Ее душевное волнение выдавал лишь прежний жест стиснутых тонких белых рук, лежавших у нее на коленях. Зная, в чем состоят его интересы, она
действовала смело. Она поднялась, чтобы ответить ему, и никогда не была столь величественной.
– И так мне будут грубить даже до свадьбы? – вскинула она подбородок. – Я назначу дату во время Пасхи или никогда не назначу ее. Выбирайте.
Его беспомощные глаза пробежали по ее лицу и обнаружили лишь решимость. В пойманном им взгляде не было колебаний.
Мгновение спустя он склонил голову, принимая поражение в малом.
– Пусть так. Я буду ждать до Пасхи.
Чтобы скрепить сделку, подчеркнув свое право, он наклонился и поцеловал ее в щеку.
Она стерпела это с тем бесстрастием статуи, которое доводило его до бешенства.
Глава XXXI. ДОЗНАНИЕ
Изотта вновь уединилась в своем будуаре с братом. Отчаяние лишило ее присущего ей самообладания. Она была в слезах.
Доменико сидел на расписанном сундуке: локти в колени, подбородок в руке, на лице – сострадание. Он услышал от нее все, что произошло во время
ее разговора с Вендрамином, и его оцепенение было вызвано главным образом неблагоразумием ее визита к Марку Антуану.
– То, что вы предприняли такой безрассудный шаг, – еще бы ничего. То, что у Вендрамина об этом имеются сведения и доказательства, – вот что
ужасно. Они ставят вас в зависимость от этого поклонника. Если он разгласит это… Боже мой!
Он встал и прошелся по комнате.
– Я боюсь этого гораздо меньше, чем альтернативы свадьбы с ним, с этим распутником, мошенником и убийцей. Отец навязывает этого человека мне в
мужья в обмен на его верность Венеции. Когда я поняла, что являюсь взяткой, приманкой для привлечения этого негодяя к патриотическому делу, я
спросила себя, разве это менее постыдно, чем быть опозоренной из за распутства? Как по вашему, какой репутацией должна пользоваться его жена?
Будет ли она выше, чем бесчестие, которым он угрожает мне, если я откажусь от брака?
Доменико опустился перед ней на одно колено и обнял ее в порыве сочувствия.
– Моя бедная Изотта! Несчастное дитя! Мужайся, мужайся! Мы еще не вступили в этот брак и, если будет угодно богу, не вступим никогда. Ты
думаешь, мне хочется иметь зятем этого отвратительного негодяя? Ты – умница, что добилась отсрочки решения. У нас есть месяц. А за месяц… Чего
не случается за месяц?
Он нежно поцеловал ее и, поскольку она прильнула к нему доверчиво и благодарно, он продолжил свои утешения.
– Я не буду терять времени. Я начну с попытки разузнать что нибудь еще о его ссоре с Марком и, кроме того, о том, как она происходила. Это можно
узнать. Предоставь разузнать это мне. Затем, по видимому, мы сможем на что нибудь решиться.
Несмотря на серьезность своих братских намерений, Доменико, подобно своему отцу сторонившемуся наиболее фривольных кругов венецианского
общества, где Вендрамин и Марк Антуан частенько бывали до дуэли, оказалось теперь непросто войти в них. Кроме того, его возможности были
ограничены возросшими воинскими обязанностями. Ужас, вызванный мятежами Бергамо и Брешиа, не уменьшился от известий, достигших Венеции на исходе
марта. |