|
Сдержанность, которую, как он был убежден, они оба проявляли, он уважал и хвалил. Но он понял, что у человека в положении Вендрамина обнаружение этого чувства могло привести к вспышке ревности, что вполне могло быть причиной ссоры. Обдумав все, он решил, что лучше уступить просьбе Вендрамина. Объяснение между ним и Изоттой могло разрядить атмосферу и облегчить дальнейшее. Он кивнул. – Пусть так. Пойдем, Доменико, и позволим Леонардо объясниться с Изоттой. Если она будет удовлетворена, то не будет причин быть неудовлетворенным и мне. Доменико без возражений вышел. Но едва они вышли, он обратился к отцу. – Леонардо должен объяснить нечто более существенное, чем дуэль. Вы видели, сэр, как он страдает от боли в левом плече? Вы видели его движение, вы слышали его вскрик, когда я умышленно толкнул его? – Я видел, – сказал граф, удивляя своего сына быстротой и мрачностью этого ответа. – Тогда не забывайте подробности, услышанные нами от слуги. Нападавших было четверо. Двое из них были ранены, причем один из них – в плечо; и это был главарь шайки. Такое совпадение! Не сделаете ли вы выводы из этого? Высокий и худощавый, но против обыкновения менее выпрямившийся, граф остановился перед своим сыном. И Доменико вдруг осознал, что его отец, пожалуй, сильно постарел за последнее время. Темные глаза по сторонам этого с горбинкой носа не имели прежней твердости взгляда. Он вздохнул. – Доменико, я не желаю делать выводы. Он предпочел изложить суть его ссоры с Мелвилом Изотте. Я полагаю, что он расскажет все. Она разберется с этим. Пусть она примет решение и возьмет ответственность на себя. Капитан понял, что впервые в своей жизни его отец увиливает от проблемы. Она была слишком великадля него. И Доменико заговорил с возмущением: – А если Изотта, как я вас предупреждал, не будет удовлетворена этим объяснением? Что тогда? Граф положил руку на плечо своего сына. – Разве я не сказал, что решение принимать ей? Я имею в виду это со всеми вытекающими последствиями. А единственное, о чем я молюсь, учитывая, как много этим затронуто – что для вас также ясно, как и для меня, – чтобы она сумела принять решение милосердно. Еще более горячо я молюсь, чтобы у нее не было оснований принять строгое решение. Доменико склонил голову. – Я прошу вас простить мою самонадеянность, сэр, – сказал он. Изотте же в библиотеке предоставился не самый удобный случай для вынесения приговора. Объяснения, которые Вендрамин предложил ее вниманию, были скорее обвинением, чем защитой. – Не сядете ли вы, Изотта, чтобы я мог по прежнему сидеть? – попросил он ее. – Я все еще слаб. – Из за вашей раны, – сдержанно сказала она, усаживаясь напротив него. – О, да, из за моей раны, – признал он немного высокомерно. – Но это – рана после моей дуэли с мессером Мелвилом, о которой я собираюсь рассказать. Когда я расскажу вам об этом, думаю, вряд ли вы пожелаете ворошить ход нашей ссоры. Совершенно справедливо, что я пытался убить его в поединке. Не было человека, более оправданного в таком желании. Ибо я обнаружил, что этот негодяй обесчестил меня. Надо ли рассказывать вам, как? – Вы предлагаете мне догадываться об этом? В молчании он пристально посмотрел на нее, шокированный ее спокойствием. Он был близок к тому, чтобы ненавидеть ее за этот дух холодной, невинной чистоты, который витал вокруг нее, словно ореол над львом Св. Марка, и который он считал уловкой распутницы. Он удивлялся, что она посмела противостоять ему с таким насмешливым самообладанием, несмотря на то, что было у нее на сердце. |
