Таким образом, его показания были показаниями защиты, и, словно он был адвокатом Марка Антуана, граф теперь остался; и это ему позволили из
уважения к его сенаторскому званию. Это, пожалуй, было необычным, потому что для него в любом случае были недопустимы такие поступки, даже как
для члена Совета Десяти.
Длинный красный указательный палец Габриэля поглаживал столь же красный и очень длинный нос, который выделялся на его в прочих отношениях
незапоминающемся лице.
– Обвиняемый присвоил себе столько ролей, что разум человеческий путается в них. По одной он – виконт де Сол, французский эмигрант; по другой –
мистер Марк Мелвил, агент британского правительства; а еще по одной – Камиль Лебель, тайный агент Директории.
– Если вы рассмотрите мои действия, – сказал Марк Антуан, – вы поймете, что я не мог осуществить их иным способом.
– Трибунал хорошо осведомлен, – любезно отозвался Корнер, – с помощью своих тайных агентов. Мы знаем, что для того, чтобы быть действительно
эффективным на службе одной стороне, такой агент обычно оказывается перед необходимостью разыгрывать помощь другой стороне. Опираясь на это, мы
можем принять ваше объяснение, что иногда вам необходимо было принимать вид Мелвила, а иногда – Лебеля. На самом деле вопрос для нас стоит так:
в какой из этих ипостасей, присвоенных вами, вы были действительно искренним?
– На этот вопрос, Ваше Превосходительство, достаточно ясно отвечает мое истинное имя, о котором вы услышали от графа Пиццамано. Стал бы виконт
де Сол, который испытал то, что, как известно, виконт де Сол претерпел в руках якобинцев, наверняка ставить свою жизнь под удар, способствуя
интересам якобинцев?
– Полагаю, ответ достаточен, – заметил граф.
Изящные, почти капризные черты лица Корнера сложились в мрачную задумчивость. Возразить взялся старый Барбериго, чью речь, произнесенную
дрожащим голосом, пронизала тонкая нить сарказма.
– Внешне ответ кажется убедительным. Но мы не в состоянии утверждать, что под внешность о нет другого определяющего мотива. Я могу представить
себе обстоятельства, – пробормотал он, – в которых виконт де Сол может счесть выгодным для себя служить Директории. Кроме того, мы должны
помнить, что Директория – не совсем то же самое, что правительство, которое лишило виконта собственности.
Граф немедленно и аргументировано вступил в дискуссию. Он подробно остановился на ценных сведениях, которые время от времени виконт де Сол
доставлял ему и которые сам он передавал Его Светлости Дожу. В частности, он коснулся разоблачения Рокко Терци и Сартони, дала которых
расследовал этот самый трибунал.
– Что еще надобно? – спросил граф.
– Ничего не понадобилось бы, – сказал упорствующий в своей недоброжелательности старик, – если бы это не было вызвано тем фактом, что услуги,
оказанные Светлейшей под видом мессера Мелвила, бледнеют перед вредом, нанесенным ей под видом Камиля Лебеля.
Это вызвало у графа вопрос, который беспокоил его с самого начала
– Но достаточно ли очевидно установлено, что он и Камиль Лебель – одно лицо?
– Мы не слышали, чтобы обвиняемый отрицал это, – сказал Корнер. – Молчанием он по крайней мере допускает это.
– Определенно допускает, – тотчас сказал Марк Антуан, чем, казалось, сбил с толку графа. – Вашим Превосходительствам должно быть понятно, что я
не мог бы пользоваться доверием французской миссии, если бы я не смог предстать там под видом полномочного представителя Директории. Позвольте
мне рассказать вам о случае, который сделал это возможным. |