|
Позвольте мне рассказать вам о случае, который сделал это возможным. Так кратко, как только можно было рассказать эту длинную историю, он рассказал о своем приключении в гостинице «Белый крест» в Турине. Барбериго издал старческое хихиканье. – Сюжет из тысячи и одной ночи. Мрачность Габриэля еще более усилилась. – Вы просите нас поверить, что вы были способны все эти месяцы успешно играть роль этого человека во французском посольстве? – Да, этому я прошу поверить. Хотя это может показаться вам невероятным, я прошу об этом выверенности что это достаточно подкреплено сведениями, которые я время от времени передавал вам. Тем, кто подхватил спор, оказался Корнер. – Мы не отрицаем, что кое какие из этих сведений были действительно ценными. Но мы обязаны остерегаться того, чтобы позволить слишком быстро убедить себя или позволить себе довериться вам. – Можете ли вы опровергнуть ценность разоблачения разрушительных планов французон в деле Рокко Терци или Сарто ни? – уверенно спросил обвиняемый. – Или, – добавил граф Пиццамано, – более возмутительные данные о французском плана объявить войну Венеции, чтобы использовать ее в качестве заклада на мирных переговорах с Австрией? Старый Барбериго покачал на это указательным пальцем. – Только будущее может доказать, верно ли это, а мы пытаем заключенного о том, что находится в прошлом. Корнер сел на свое сиденье, обхватил рукой подбородок и обратился к графу: – Наше первое затруднение в том, что мы узнали из перехваченных писем, что узник отправлял в Директорию сведения о венецианских мерах. Ответ Марка Антуана был немедленным и доказательным. – Вы сами определили необходимость, перед которой оказывается тайный агент. Чтобы укрепиться в принятой на себя роли Лебеля, было необходимо, чтобы я что нибудь сообщал. Я не знаю, какие письма вы смогли перехватить, но я без малейших сомнений призываю вас представить хотя бы одно единственное, содержащее что нибудь, что при ближайшем рассмотрении могло бы стать пагубным для Республики Венеция или не было бы общеизвестным к тому времени, когда мое письмо могло достигнуть Директории. Корнер молча кивнул, показывая, что склонен принять это объяснение. Но тут Габриэль хлопнул рукой по кафедре. – Есть кое что и посерьезнее этого! – воскликнул он. – Я перехожу к этому, – спокойно сказал Корнер, будто упрекая коллегу за эту горячность. Он подался вперед и оперся руками на свою кафедру. – Несколько месяцев назад, – медленно начал он, – еще до того, как французы нарушили наши границы, Сенат получил бессовестное оскорбительное требование изгнать с венецианской территории несчастного принца эмигранта, который под именем графа де Лилль воспользовался нашим гостеприимством в Вероне. Под этим требованием, сформулированным в ультимативных выражениях, стояла подпись Камиля Лебеля. Позже нам стало известно, что это требование было нам предъявлено безо всякой на то инструкции и? Парижа. Оно было сделано исключительно по вашей собственной инициативе и содержит именно вашу подпись в роли Лебеля. И это – из за того, что французский посол отказался подписать по вашему распоряжению столь оскорбительный документ. Если вы отрицаете это, я представлю вам доказательства. – Я не отрицаю ни этого, ни чего нибудь еще, что является правдой. Ответ, казалось, поразил не только инквизиторов, но и графа Пиццамано. – Вы не отрицаете этого? – переспросил Корнер. – Тогда сможете ли вы, кто проповедует служение в монархистских и антиякобинских интересах, найти побуждающие мотивы для действия столь недоброжелательного как по отношению к Светлейшей, так и по отношению к вашему королю? – Эй, сэр! – взвыл Габриэль. |
