|
– Получается, что она лжет, чтобы аннулировать долг в тысячу дукатов. Мне никогда не приходилось слышать более странной причины для фальши. Однако мы вынуждены принять ваши слова. Скажите мне вот что: знает ли эта дама, для какой цели она ссужала вам деньги? – Я не знаю. Не помню. – Тогда позвольте мне помочь вашей памяти, – сказал Доменико. – Она должна была знать, потому что присутствовала в тот момент, когда Марк Антуан выдвинул свое условие о том, что не встретится с вами до тех пор, пока вы не выплатите свой долг, вы не потрудитесь отрицать это? – Нет. Зачем же? Ответить ему взялся граф. – Если бы вы больше знали о виконтессе де Сол, вам было бы известно, что для каких бы целей она ни ссужала вам деньги, на определенно не ссудила бы их, чтобы сделать возможной дуэль между вами и … между вами и мессером Мелвилом. Затем крайне сурово граф закончил: – Ваша ложь подтверждает подозрения, к которым меня приводят сведения, добытые моим сыном. – Ложь, сэр! Это слово относится ко мне? Мне в лицо? Тон графа стал сухим и презрительным. – Я не знаю, какое еще слово относится к вам. Ваша дуэль с мессером Мелвилом состоялась через два дня после праздника Святого Теодора. В день Святого Теодора вы пришли сюда ко мне с басней о том, что на нужды нашей патриотической кампании вам требуется тысяча дукатов. Вы требовали их для раздачи среди некоторых из наиболее необходимых ваших сторонников барнаботти, чтобы обеспечить нам их голоса на заседании Большого Совета, который должен был тогда состояться. Что можно сказать человеку – венецианскому патрицию! – который может унизиться до столь отвратительного обмана? Вендрамин сцепил руки. – Погодите выносить приговор! Подождите, пока не разберетесь в том, что служит мне оправданием… – Ничто не может оправдать джентльмена, если он занимается воровством и обманом, – последовал ответ. – Я не буду слушать вас ни сейчас, ни когда либо еще. Вон дверь, сэр. Я прошу вас уйти. Но у Вендрамина еще оставалась карта в этой игре – последняя карта между ним и гибелью, между ним и нуждой и долговой тюрьмой. Повсюду мгновенно разлетится молва, что он не женится на Изотте Пиццамано, и его кредиторы набросятся на него, словно коршуны на тушу. Он мог еще преуспеть в том, чтобы так взорвать пузырь их надутой гордости, что они были бы рады выдать девчонку за него – за вора и лжеца, как они его назвали. Но судьба решила вмешаться, чтобы помешать ему разыграть эту грязную карту. – Вы думаете, что меня можно прогнать таким образом? – театрально начал он. Доменико резко оборвал его. – Слуги могут вышвырнуть вас, если вы это предпочитаете. В этот момент дверь отворилась и вошел лакей. Он пришел доложить о приезде майора Санфермо. Но, к их удивлению, майор появился непосредственно вслед за докладом, не ожидая приглашения. Он обнажил голову и почтительно поклонился графу, который был изумлен и, нахмурившись, взирал на него с непониманием, недовольный таким вторжением. Выпрямившись, офицер, облаченный в красный костюм со стоячим воротником, официально обратился к Доменико: – Капитан Пиццамано, я прибыл сюда, чтобы выполнить приказ Совета Десяти о вашем аресте. Глава XXXV. ГЕРОЙ ЛИДО Этот приказ об аресте героя Лидо, который несколько дней назад принимал благодарности Сената за свою храбрость, был одной из последних уступок, которую потребовали от умирающей Республики. Это произошло из за нерешительного поведения руководителей Венеции, которые, с одной стороны, превозносили патриотическую преданность и верность долгу Доменико Пиццамано, а с другой – униженно приносили французскому главнокомандующему свои извинения за действия, в которых выражалась эта верность. |
