– А я уверяю вас, что это – полное безумие, – заговорил граф взволнованно. – Я знаком с ним не со вчерашнего дня. А британский посол может
высказаться о нем совершенно определенно.
– К несчастью для него, наши шпионы могут высказаться о нем более точно. Этот человек скрывал свои следы весьма искусно, прикрываясь несомненно
похвальным прошлым, чтобы укрепить доверие к себе. Кем бы он ни был в действительности, во французской миссии он известен под именем Камиля
Лебеля, а деятельность этого неуловимого Камиля Лебеля, которого мы почти отчаялись обнаружить, выставляет ему тяжелый счет.
– Но это нелепо, Катарин! Его приезды и отъезды из французской миссии ничего не доказывают. Если бы он не наладил отношений с Лальмантом,
выдавая себя за французского агента, он никогда бы не добыл той ценной информации, которую время от времени сообщал нам. Я расскажу вам об этом,
а вы можете получить подтверждение об этом у сэра Ричарда Уортингтона: Мелвил прибыл в Венецию прежде всего с заданием от мистера Питта, и его
труды здесь были исключительно антиякобинскими.
– Если бы вы когда нибудь занимали мой пост, дорогой Франческо, вы бы знали, что никогда не было тайного агента любого уровня, который не
старался бы служить обеим сторонам. Это – единственный путь, на котором он может добиться настоящего успеха в своем деле.
– Однако, зная это и вспомнив все, что он для нас сделал, не следует ли считать это достаточным ответом на глупые подозрения?
– Это не подозрения, Франческо. Это – факты, и очень хорошо проверенные. Что он – Лебель, мы знаем из сведений Казотто.
– Все равно…
– В данном случае – не все равно. Нет, нет. Мелкие услуги, которые этот Лебель так хитро подбрасывал, пуская пыль вам в глаза, – ничто по
сравнению с ущербом, который Республика потерпела от его рук. В том его письме, которое мы перехватили, он сообщал Баррасу о нашем положении.
– Информация, не имеющая какой бы то ни было ценности, – вставил граф.
– Сама по себе – возможно. Но содержание письма свидетельствует о постоянной переписке, Вся отправления информация может оказаться не такой уж
безобидной.
– Чем вы можете доказать это?
– Тем, что мы знаем о его истинном лице. Вы не забыли, что подлый ультиматум, которым Венеция была опозорена и оскорблена, потому что осквернила
свое же гостеприимство изгнанием короля Франции из Вероны, был подписан этим человеком?
Изотта, сжавшаяся в комок в углу дивана, дрожащая и охваченная ужасом, услышала тяжелое дыхание отца.
Когда Корнер продолжил, в его голосе, обычно таком спокойном и ровном, прорывалась горячность негодования.
– Из самого ультиматума, как вы помните, очевидно следовало, что Лебель действовал в том деле по собственной инициативе, что он даже не выполнял
при этом приказа Директории. В противном случае ультиматум был бы предъявлен Лальмантом. В этой акции была открытая враждебность к нам, которую
ничто не может скрыть. Намерение состояло в том, чтобы дискредитировать нас в глазах мира с целью подготовки к какому то дальнейшему замыслу
французов. Из за этого, даже если больше против него ничего нет, нашим желанием всегда будет принятие таких же мер к этому шпиону, когда его
обнаружат и схватят, как и ко всем шпионам, – он сделал паузу, и на мгновение воцарилась тишина
Затем Корнер продолжал:
– Вот, Франческо. Зная ваш интерес к этому молодому человеку…
– Это больше, чем интерес, – граф грустно прервал его. – Марк – очень близкий друг.
И в гневном протесте он воскликнул:
– Я полностью отказываюсь поверить в эту чепуху!
– Могу понять, – вежливо отозвался Корнер. |