-- Ты
хоть... -- Она не договорила, но я понял не первое ее предупреждение: мол,
хоть на людях лишку не болтай, а то заметут такого дурака, сгребут с
остатками народа в яму...
О том, что я очерствел, жена уже не говорила мне больше никогда.
x x x
После похорон девочки напало на меня какое-то тихое беспогодье: мне
ничего не хотелось, разве что спать, все время спать.
Встряхнула было поездка ко крестным, где главный распорядитель дома,
крестная, накрыла стол. Мы за ним попели и поплакали. Крестный проникся ко
мне дружеством и подарил ружье, много лет уже бездействующее. Крестная
подарила два ведра, одно из которых наполнила мукой, вилки, ложки, кружки,
чашки эмалированные -- в другое ведро.
Жена соорудила на кухне над столом посудник. У нас и на кухне сделалось
приветливо. Я начал помогать Семену Агафоновичу на покосе, и когда наступила
осень, со страхом и сомнением папаша дозволил мне сплавить сено. Я уговорил
его не вмешиваться в мои действия, исполнять мои команды, не перечить ни в
чем, убеждал, что река умнее нас, сама несет куда надо. И когда сплавил
сено, сам ни разу не забредши в воду и его не намочив, он настолько был
ошеломлен, что не поверил в происшедшее. Иван Абрамович и все вокруг,
считавшие меня шалопутным, заявили, что нынче вода большая. Но следующей
осенью я помог сплавить сено и ему по реке Чусовой, где воды было еще
столько, что сама она несла и принесла плоты с сеном домой.
Папаша, Семен Агафонович, начал хвалить меня на всю округу, звал спецом
по сплаву и, выпивши, все повторял: "Не-э, я ноне с зятем, с варнаком-то
этим, токо с ним сплавляться буду..."
На сенокос и на сплав я отправлялся с большой охотой, а вот от рытья
могил устранился, перестал вообще ходить на кладбище.
А между тем на нас надвигались новые события -- родился ребенок, снова
дочь.
x x x
Вскоре после смерти первой и рождения второй дочери произошло
мимоходное происшествие. Так уж в нем, в этом шатком доме, повелось: кто
раньше приходил с работы, тот и печку затоплял, намывал картошек, ставил их
варить, чайник старый, железнодорожный, машинисты коим пользовались, тоже
водружался на печку. Паровозы сменились электровозами, машинисты, лишившись
топки, не кипятили больше чай в дороге, вот кто-то из старых дружков и
подарил историческую посудину папаше, он передал ее нам. В чайнике том
медном не вдруг закипала вода -- предназначен-то он для бушующей угольной
топки паровоза, но уж накалившись, чайник в недрах своих долго сохранял
подходящую температуру.
В тот день бригада завальщиков в литейном цехе досрочно управилась с
вагранкой. Плавка ж назначена была на следующую ночь. Я примчался домой и с
ходу включился в домашние дела. На стенке пел-надрывался репродуктор --
жиденький тенорок любимого в то время певца Александровича душевно
изливался: "Скажите, девушки, подружке вашей, что я ночей не сплю". |