Как он говорит — пальцев десять, глаза два. Должно так и остаться на выходе из мастерской.
…Я вспомнил, как вчера разозлился и швырнул карандаш об стену. Ну да — с заточенной стамеской так, пожалуй, не пройдёт.
— Смотри, он исчез.
— Кто?
— Физик! Ушёл, наверное, в свой портал. Потому что мы его рассекретили!
Я оглянулся — точно, ни человека, ни портфеля. Непонятно — куда он успел свернуть за эти несколько секунд.
— Знаешь, — сказал я Борису, — мне сначала казалось, что ты тоже немного такой, оттуда. И к имени твоему не сразу привык — оно как будто из старой книги.
— Ну да, — засмеялся он, — меня же назвали в честь прадеда. Он тоже был Борис Хейфец. Правда, я его видел только на фотографии; и я, кстати, на него совершенно не похож. Он умер в Америке.
— Где?!
— В Кливленде. Да это ничего такого, это обычно. Просто одно время наши уехали туда, всей семьёй. Папа ещё маленький был. В школу ходил американскую. А потом вернулись — ну а прадед, который Борис, уже там остался. У меня там много родственников, и ещё сёстры двоюродные.
— Ничего себе! А ты там был?
— Давно уже, мало что помню. Одна там такая сестра — Агатой зовут, и она ужасно вредная была. Я это имя ещё долго терпеть не мог — казалось, все Агаты такие.
Вот! Все Агаты такие, это он правильно заметил. Чего тогда он с нашей Агатой общается?
— А сейчас? — спросил я.
— Ну потом я книгу одну прочитал — там тоже была Агата. Хорошая. И у меня постепенно изменилось всё в голове — вполне нормальное имя, мне даже нравится.
— Угу, — ответил я. Надо бы спросить, что за книга, — но всё же я не хочу читать про Агату ни в каких вариантах, так что лучше не надо.
Мы вышли к ручью и остановились. Если долго смотреть, как вода утекает под мост, начинает кружиться голова.
— Знаешь, — сказал Борис, — мне бы очень хотелось увидеть, как вода замерзает. Но я всё время сначала вижу чёрную реку, а потом бац — сразу белый снег на льду. Всё время пропускаю, как что-то меняется — а это ведь самое интересное.
— А ещё ледоход, — сказал я. — Я видел.
Ну да, не здесь, на ручье, а на реке. Папа меня специально возил смотреть — и я это на всю жизнь запомнил.
— Ледоход — это да! Но до этого далеко ещё, долго…
Хорошо весной с Борисом съездить к большой реке, посмотреть ледоход. Не забыть бы.
Мы постояли на мостике ещё, потом стали бросать листья с одной стороны и смотреть, как они выплывают с другой.
На мостик зашла какая-то старуха с тележкой и вдруг остановилась, разглядывая нас. Я прямо был уверен, что она нам сейчас сделает замечание, — такое у неё было лицо. Найдёт за что! Но Борис ей сказал:
— Красиво, да?
— Красиво, — неожиданно согласилась она. — Какая вода высокая.
И пошла себе дальше. Удивительно.
— Странно, — сказал я Борису, — ты ещё говорил, что у тебя сестра там, в Америке, вредная. А мне кажется, тебе вообще все люди нравятся.
Он молча смотрел под мост — довольно долго. А потом ответил:
— Нет, такого не может быть, чтобы все люди нравились. Просто, знаешь, мне так везёт. Что рядом со мной и правда оказываются вполне себе хорошие люди. Сестра эта у меня, кстати, тоже очень даже нормальная — просто она тогда ещё мелкая была.
* * *
— Вахитов, Чеснокова — вы на уроке или где?
Можно было сразу догадаться, что Диди не в духе, обычно она нам говорит «Камиль и Таня». |