– Ничего себе смирный, акулья пасть! Если бы Грудастая знала, что этот смирняга натворит, ночевать тебе, Лысак, в холодной койке! Да я думаю, тебе и так у Каракатиц больше ничего не обломится!
– Погоди, тут дело не простое, – прервал Зубастого Трехпалый. Дождавшись кивка капитана, он продолжал: – Носач и в самом деле смирный парень. Что это он взбеленился? Была, значит, причина…
Блейд пристально посмотрел на старшину марсовых. До сих пор он никаких дел с Трехпалым не имел, даже встречал его редко, но знал, что этот молодой и довольно щуплый хадр является второй по важности персоной на судне. Если Рыжий кого и слушал, так только его; и самый глупый матрос понимал, кто возглавит клан, когда немногословный старый Хозяин навсегда отправится в подводные чертоги Зеленого Кита.
– Ну, Носач, так в чем дело? – пронзительные черные глазки Трехпалого уставились на Блейда.
Да, этот хадр был умен! Он даже говорил иначе, чем Лысак и Зубастый, не поминая через слово акулью требуху, дерьмоболов и дерьмодавов. Что доказывало: даже среди племени простаков найдется хоть один хитрец.
Блейд прочистил горло и повинился:
– Мой грех. Хлебнул этого пойла… ну, и когда он стукнул меня…
– …ты взял, да и разбил ему башку, – закончил Трехпалый. Он вздохнул и вытащил из‑под груды фишек счеты, очень похожие на те, что Блейд видел в детстве в конторе отца. Вытянув левую переднюю руку, на которой не доставало трех пальцев, отхваченных акулой, старшина марсовых щелкнул костяшками на верхней проволочке. – Значит, так: прибил Храпуна, четыре баркаса – в щепки, – он щелкнул второй костяшкой, – расколотил надстройку кладовой… – щелк, – три десятка кувшинов, четыре бочонка… – щелк, щелк, – выкинул за борт бадьи из нужников, канаты, запасной парус… – щелк, щелк, щелк, – сломал фальшборт, локтей десять… – щелк, – синяков и шишек – не счесть… – щелк, – и у Грудастой сворочена челюсть, – щелк.
– Он им и рею сломал, на которой Грудастая собиралась его повесить, – добавил Зубастый.
– Зеленый Кит! Когда ж я все это успел? – искренне восхитился Блейд.
– Да уж… успел! – задумчиво произнес Трехпалый. – Крепкий ты парень. Носач… Жаль, если и вправду придется тебя повесить.
Зубастый снова захохотал. Лысак сидел, с мрачным видом уставясь в пол. Капитан положил на счеты короткопалую ладонь и твердо произнес:
– Нечего добро портить. Посчитай‑ка еще раз, Трехпалый.
– Так… – помощник тряхнул счетами. – Грудастой – за лодки, кладовую, кувшины, бочки, бадьи, перила, нижний рей – пятнадцать золотых пакт… – он снова щелкнул костяшками. – Грудастой – за шишки и синяки ее команды – три пакты… Опять же Грудастой – за свороченную челюсть – пять пакт… – Он поднял глаза на капитана. – Теперь – Храпун. Его во сколько оценим?
– Ничего он не стоит, – вставил Зубастый. – Только ходил да плетью помахивал, зиркало поганое!
– Да? – впервые подал голос Лысак. – Такого глазастого да опытного еще поискать! – он бросил непримиримый взгляд на Блейда. – Старый, но как держал в лапах всех дерьмодавов!
– Вот и додержался… – Зубастый разинул пасть и загоготал.
Рыжий негромко шлепнул по столу ладонью и смех помощника оборвался.
– Храпун – надсмотрщик умелый. Восемь золотых.
– Справедливая цена, – кивнул Трехпалый, снова щелкнув костяшками. |