Чердачная тьма оказалась неожиданно теплой, душной и обволакивающей - за день крыша накалилась на солнышке, как хорошо протопленная печь. Рыска перебралась через высокий порог, и под ногами что-то зашуршало, начало трескаться, проседать.

    -  По фасоли не топчись, - запоздало предупредил Жар. Девочка, испуганно присевшая на корточки, пощупала рукой - точно, прошлогодние плети с жесткими царапучими стручками. То ли осенью лущить поленились, так сюда и забросили, то ли просто о них позабыли.

    -  А куда дальше? - жалобно спросила она.

    -  Окошко видишь?

    -  Угу…

    -  Твой тюфяк слева, мой справа. И покуда до сломанной прялки не доберешься, не вставай!

    -  Почему?

    -  Утром поймешь. - Жар резво пополз на едва светящееся пятнышко, стуча коленями по досками.

    Где там прялка, Рыска понятия не имела и отважилась выпрямиться только у самого окошка - простой отдушины на месте выпиленного куска бревна. Она выходила на огороды позади дома, как раз под ней Сурок давеча беседовал с Колаем. Девочка прильнула к дырке лицом, но прохлады не дождалась: от леса наползала огромная туча, одну за другой сглатывая звезды. Неподвижный, густой и липкий воздух горячечно пах грозой. Несколько минут Рыска завороженно наблюдала за ее приближением, потом девочке внезапно стало жутковато - туча показалась ей огромным хищным зверем: а ну как учует, увидит, запустит в окошко когтистую лапу молнии?

    Рыска отпрянула и снова присела. Тюфяк и войлочное покрывало кучей лежали в углу, подушку девочка не нашарила. Улеглась так, подложив руку под голову. Глаза потихоньку привыкали к темноте, и внутренность чердака проявлялась, будто нарисованная пальцем в пепле. Как и внизу, тут были «хозяйская» и «хозяйственная» части, разгороженные глухой стеной, с отдельными входами. В первой жили, вторую использовали как склад для всякой рухляди, беспорядочно сваленной на полу и густо запорошенной пылью. Со стропил удавленниками свисали банные веники.

    Чем дольше Рыска лежала, тем меньше ей хотелось спать. Под потолком тихонько, неровно гудело (ветер, что ли, в надломленной черепице спотыкается?), над ухом зудел комар, за окном надрывно, тревожно стрекотали кузнечики. Фасоль шелестела и пощелкивала, словно в ней кто-то копошился.

    -  Эй, - дрожащим голосом окликнула девочка.

    -  Чё? - Мальчишка тоже не спал, отозвался сразу же.

    -  Ты слышал?!

    -  А?

    -  Там, у лестницы… шуршит что-то!

    -  Девчо-о-онка, - презрительно зевнул Жар. - Ну шуршит. Мышь, наверное, лазит.

    -  А вдруг… крыса?!

    -  Может, и крыса. Не мешай спать, Фесська со вторыми петухами [4] будит! - Мальчишка демонстративно отвернулся к стене.

    Рыска и раньше побаивалась серых-хвостатых, но в незнакомом месте, да после дома Бывшего, страх перерос в тихую панику. Завернувшись в сыроватый, пахнущий псиной войлок, девочка заставила себя закрыть глаза, но стало только хуже: треск и поскребывание словно усилились, стали отчетливее. Теперь казалось, будто там возится тварь размером с куницу, а то и собаку.

    -  Жар!

    -  Ну?

    -  А ты давно тут живешь?

    -  С месяц… а чего?

    -  И оно каждую ночь так скребется?

    -  Вот трусиха! - Мальчик, к счастью, вовремя сообразил, что если просто выругаться, то покоя ему не видать - еще плакать, чего доброго, начнет.