– Разве это моя вина? – горячо возразила я.

Он вздохнул.

– Не знаю. Какая разница, кто виноват, когда сидишь на раскаленной сковородке? – Он неодобрительно взглянул на меня. – Как говорит мой отец, ты слишком часто находишь дорогу на сковородку, чтобы это было случайностью.

Я подавила порыв защититься. Десять лет я умудрялась жить своим умом, оставаясь на периферии общества вервольфов (и то лишь потому, что Адам по просьбе Маррока решил вмешаться еще до того, как построил дом за моим участком). Все началось с неприятностей Адама. Тогда я оказалась в долгу перед вампирами из‑за того, что помогла Адаму. А отдавая этот долг, я оказалась в долгу у малого народа.

Но я устала. Завтра мне рано вставать и отправляться на работу, и если я сейчас начну объясняться, пройдет несколько часов, прежде чем мы придем к полезным заключениям.

– И вот, снова угодив на сковороду, я пришла к тебе за советом. Может, ты скажешь, почему ни дядюшка Майк, ни Зи не хотели говорить о морском обитателе или как за задним двором или за ванной могут оказаться лес или океан? И имеет ли это какое‑то отношение к смерти О'Доннелла?

Он посмотрел на меня.

– Ну послушай, – сказала я. – Я видела твое лицо, когда рассказывала о странностях в резервации. Ради Бога, ты ведь валлиец. Ты знаешь о малом народе.

– А ты индианка, – ответил он пискляво. Думаю, так он передразнивал мой голос. – Ты знаешь, как обращаться с животными и как разжечь костер из веток.

Я бросила на него высокомерный взгляд.

– Я на самом деле все это могу. Меня научил другой индеец – Чарльз.

Он помахал рукой. Я узнала один из собственных жестов. Потом он рассмеялся.

– Ну хорошо. Хорошо. Но я не специалист по малому народу, хоть и родился в Уэльсе.

– Так объясни мне это свое «ага», когда я рассказывала о лесе.

– Если ты побывала в Подхолмье, то подтвердила теорию отца о том, что делает малый народ в резервациях.

– О чем ты?

– Когда иные впервые предложили правительству отвести им места под резервации, мой отец сказал, что, по его мнению, малый народ пытается восстановить территорию, какая была в Великобритании и вообще в Европе до того, как христианство возникло и понастроило церквей и соборов. Якоря в этом мире малый народ не ценит, потому что его магия лучше действует в Подхолмье. Иные не защищали свои земли, пока не стало слишком поздно. Папа считает, что последние врата Подхолмья исчезли в середине шестнадцатого века, отрезав малый народ от большей части его силы.

– Поэтому малый народ бросил новые якоря, – сказала я.

– И снова нашел Подхолмье. – Сэмюэль пожал плечами. – А почему они не говорили о морском ином… Н у, если он могуч и опасен… нельзя просто так говорить о таких созданиях и даже называть их, чтобы не привлечь их внимание.

Я немного подумала над этим.

– Я понимаю, почему они хотят сохранить все в тайне, если сумели найти новый путь к своей силе. Так какое отношение это имеет к поискам убийцы О'Доннелла? Он что‑то разнюхал? Украл у них что‑то? И что он у них украл?

Он задумчиво посмотрел на меня.

– Ты по‑прежнему хочешь найти убийцу, хотя Зи ведет себя как последняя сволочь.

– А как бы ты поступил, если бы я, желая защитить тебя от ложного обвинения, рассказала адвокату, что ты сын Маррока?

Он поднял брови.

– Ну, это не то, что рассказать об убийствах в резервации.

Я с несчастным видом пожала плечами.

– Не знаю. Мне следовало поговорить с ним или с дядюшкой Майком, прежде чем распускать язык.

Он нахмурился, но спорить не стал.