Представляешь: просыпаешься – а тебе молоко парное, сливки отборные, сметанка жирная. А на обед сырники со сметаной и топленым молоком, а вечером...
– А вечером пиво... с молоком, – прервал я его мечтания.
– А может, не будем его убивать?
– Кого его? – Мне не сразу удалось ухватить ход кошачьей мысли.
– Да Кощея же. Поймаем, посадим в клетку и отвезем в твой мир. Там за него любой музей такие деньги отвалит... или лучше будем сдавать напрокат голливудским режиссерам для натуралистичных съемок фильмов ужасов и исполнения каскадерских трюков. Это же бездонный кладезь...
– Заткнись! – в один голос посоветовали мы с Прокопом.
– Молчу‑молчу. А вы подумайте...
Глава 37
НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ТРЕХ ДОРОГ
Как она идет! Восторг в адрес женщины
Как он стоит! Восторг в адрес мужчины
– Передохнем? – спрашивает Василий, расположившийся на моей шее на манер мехового воротника.
– Еще немного, – отвечаю я. – Прокоп, осилишь?
– Сдюжу, не то что некоторые...
Баюн делает вид, что не заметил камушка в свой огород:
– И перекусить не мешало бы...
Бурчанием пустого желудка организм поддерживает данное заявление. Вот только мы не в турпоход собирались и провизией не запасались. Из съестных припасов в моих карманах отыскалась маленькая жменька сухих хлебных крошек и два кусочка сахара, которые я прихватил, чтобы дать Урагану, но запамятовал. Сдув крошки, я угощаю спутников.
Внимательный домовой, заметив, что мне кусочка не досталось, предлагает свой или хотя бы половину.
– Не хочу, – отказываюсь я.
– Правильно, – говорит кот‑баюн, – зубы надо беречь. Они даются нам раз в жизни, не считая молочных, и жевать ими надо так, чтобы потом не было мучительно больно....
Закончить свою мысль он не успел, потому что путь нам преградил раскрашенный в черно‑белую полоску шлагбаум, предостерегающе опущенный. Коснувшись его рукой, я удостоверился в том, что это мне не почудилось. Изготовленный из цельного ствола дерева, от времени рассохшегося и потрескавшегося, с осыпающимися чешуйками облупившейся краски, шлагбаум совершенно реален и, следовательно, является предупреждением об опасности, грозящей всякому, кто нарушит запрет и проследует дальше. Если бы я просто гулял, то, вполне возможно, просто отказался бы от намерения проникнуть дальше в этот загадочный мир, но выбирать не приходится: Кощей прошел здесь – и я пройду. Однако для начала попытаюсь узнать, что же это за опасность, которая подстерегает путника.
– Э‑ге‑гей! Пройти можно?
– Видишь же, никого нет, – говорит баюн.
– Вижу... но кто‑то же шлагбаум опустил.
– Время, оно, знаешь ли, безжалостная штука, – философски замечает Василий. – Что хочешь опустится, и чего не хочешь – тоже. Особенно если ждать, пока придет добрая тетя и все за тебя поднимет. Возьми дело в свои руки, и смело вперед.
– Ты это о чем?
– Подними, и пойдем дальше!
– Может, лучше не трогать? Может, осторожненько подлезем и тихонько дальше пойдем.
– Да нет же никого...
Домовой, видимо устав следить за нашей полемикой, подошел к шлагбауму и, подпрыгнув, ухватился за противовес. Полосатое бревно со скрипом качнулось и начало медленно переходить из горизонтального положения в вертикальное, открывая дорогу.
Воздух по ту сторону шлагбаума заискрился, и из придорожной пыли восстало привидение... или призрак... а может статься, и фантом. Кто их разберет. Судя по голографическому изображению, при жизни он был весьма крепким мужчиной: широкие плечи, плотно обтянутые короткой кожаной курткой, сильные ноги, обутые в кирзовые сапоги, шлем‑шишак на голове, из‑под которого торчат соломенные волосы, и мощная челюсть, покрытая недельной щетиной. |