И приехал он туда не один, а с красавицей Сююмбике. Хану Джанали шел семнадца¬тый год, он был еще холост, и богатая Сююм приглянулась хану. Договорились, что летом Джанали (русские звали его Беналей) пошлет к мурзе Юсуфу сватов. Сююмбике Авилляр крепко обе¬щал, что Джанали к тому времени будет ханом Казани.
Весной неожиданно заболел Магмет-Аминь и вскорости умер. Еще раньше умер Абдыл-Латиф. Сосватанная за Джанали, Сю¬юмбике уже готовилась ехать вместе с женихом на казанский трон, но сторонники Москвы не захотели этого, и на престоле, неожи¬данно для Авилляра, оказался брат хана — Шахали. Назначенный на весну священный поход на гяуров пришлось отложить на целых три года. В самом стамбульском султанате началась борьба меж¬ду Селимом I и великим визирем-—тут уж не до войны.
Но паша Авилляр эти три года не дремал. Он тайно сносился с башкирами, ногайцами и тюменской ордой, готовил войска в Бахчисарае, и вскоре брат крымского хана повел на Казань вой¬ско. Шахали пришлось бежать в Касимов, на казанский трон сел Саип-Гирей и признал над собой власть Турции.
Эта победа укрепила султана. Он сместил своего противника,' визиря Хюнкара, и поставил на его место Авилляра.
Над Русью нависала опасность турецкого ига.
И снова русские полки пошли на Казань...
Большую рать ведет сам великий князь Василий Иванович. Воины идут бодро, потому как поход ожидается нетяжкий. Отма¬хать триста верст до Мурома привычному к походам ратнику — не велик труд. А дальше по реке Оке до Нижнего Новгорода на ладьях вниз по течению не езда, а одно баловство. Затем по Вол¬ге до Казани опять же не против воды.
Другое дело воины малой рати. Им дорожка выпала трудная. От Москвы до Касимова, а оттоль через Арзамас до реки Суры топать пешком придется. Верст тысячу, ежели не более. А на Суре горная черемиса сидит, вояки такие лютые—не приведи бог. Опять надают взашей, как в позапрошлом году. Бредут по дороге ратни¬ки, вздыхают, про себя бранятся. Ивашка идет впереди сотни, вор¬чунов не слушает. У него думы об одном: зачем идут они в Ка¬симов. Был бы с ним воевода — у него бы спросить, а тут послали митрополита — попробуй выпытай что-нибудь. Сидит он в воз¬ке безвылазно, от рати не отстает и вперед не забегает.
Скоро и Касимов Живет в том Касимове хан Шигалей, гам у него вогчина. Давно служит татарчук русским князьям, а с ним две- тысячи татарских воинов находятся неотлучно.
Шигалей — в Касимове полный владыка, именует себя, как и московский государь, пышно: хан Казанский, хан Касимовский, князь Каширский, шах Авиляр бен шах-Али. Натощак и не выго¬воришь. Потому русские зовут его по-своему—Шигалей.
Ивашка гадает, зачем к хану митрополит прется. Наверно, снова к вере православной прилучать задумал. О том все знают, хана вот уже который год уговаривают бросить магометову веру— и все тщетно. Воевать за Москву хан рад, все русское принимать хочет, а веру православную не берет. Построил в Касимове для себя мавзолей, что по-татарски зовется текие. Этим он дал по¬нять, что до самой смерти будет под сенью аллаха, и потому раз¬говоры о вере кончились. А сейчас, видно, снова митрополит ре¬шил за хана взяться. И верно, ради его безопасности две сотни человек делают не мал крюк, да и обречены на тяжкий поход.
Хоть и привык Ивашка к таким походам, однако обидно.
* * *
Шигалей за время сидения в Касимове брюхо наел, обленился. Воины от безделья занялись торговлей — развозят по дальним де¬ревенькам мелкий товар: бусы, ленты, шпильки, приколки, гре¬бенки. Десятую долю —хану.
Но такая жизнь не по нутру. И днем и ночью Шигалей думает о Казанском престоле. Клянет хана Саипа и всех Гиреев. Ждет вестей из Москвы. А их нет и нет.
И вдруг радость! Конник примчался во дворец и через мину¬ту распростерся перед ханом. |