—     О великий и мудрый! Русские идут к тебе. Они уже близко!

Шигалей сразу понял — поход на Казань. Велел собирать вои¬нов, приказал сжечь лубяные короба, в которых они развозили мелкий товар. Торговле каюк!

Ожил Касимов, зашевелились татары, забегали. Скребли ко¬ней, точили ржавые сабли, молились аллаху. Хан оделся в празд¬ничные одежды, хотел выбежать навстречу воеводе, но, взглянув в окно, осекся. По двору шел митрополит, а с ним двое монахов.

—     У, шайтан! — зло выругался Шигалей.— Видно, зря поднял я войско. Думал, в поход идти, а тут поп! Опять начнет приста¬вать. Стоило в такую даль ехать. Эй, слуга! Приготовь быстро по¬стель. Я болен.

Касимовские татары, увидев митрополита, бросили готовить оружие, плевались во все стороны. Мурза Латиф, тайный недруг Шигалея, посланный в его войско специально, чтобы упреждать Саип-Гирея о намерениях Москвы, уже совсем было подготовил всадника в Казань. А как узнал, что с русскими приехал поп, пре-дупреждать казанцев раздумал и ушел спать.

Когда Даниил вошел в покои, хан лежал под тремя одеялами, стонал и кряхтел.

—     Прости меня, владыка, что в постели встречаю столь поч¬тенного гостя. Болен я, ой как сильно болен!

Митрополит ухмыльнулся и присел на скамью около кровати. Монах Шигонька встал за его спиной. Даниил долго и молча гля¬дел на хана, потом грустно произнес:

—     По глазам вижу, хан, что занедужил ты сильно.

—     Слаб я стал, — тихо простонал хан.—Веру вашу принять бы¬ло обещал, да, видно, поздно. До весны, пожалуй, не доживу. Вот и текие выстроил, могила готова, придется умереть в своей вере. Уж ты прости, владыка.

—     Бог с ней, с верой. Тебя жаль. Ты для великого князя в лю¬бой вере брат. Большую надею он на тебя питал в деле предстоя¬щем, да, видно, не велел бог.— Даниил перекрестился, притворно вздохнул и, повернувшись к Шигоньке, тихо молвил:

—     Иди-ко, чадо, во двор, скажи сотенному Ивашке, чтобы он скакал обратно в Москву, к князю. Пусть скажет, что хан тяжко болен и казанский поход вести немощен. Пусть шлет другого вое¬воду.

Шигонька молча поклонился и шагнул к выходу.

—     Подожди, монах, поход на Казань поведу я!

—     Ты же умирать собрался, хан, — митрополит прищурил гла¬за,— и уж текие выстроил.

—     «Текие, текие»! Хана в мавзолей кладут после смерти, а умирает хан в седле. Вот приведу войско в Казань...

—     Лежа на постели?

—     Фу, пустая башка! — Хан хлопнул в ладоши, вбежал слу¬га.— Подай мои лучшие одежды, скажи моим аскерам, чтобы го¬товились в поход, подавай угощение на стол. Ты что, не видишь, дорогие гости приехали.

—     Ты, владыка, и вправду святой человек! — воскликнул хан, когда сели за стол. — Исцелил меня, сразу из могилы поднял!

—    Все в руках божьих, великий хан. Стало быть, приведешь ты рать под Казань, а потом что?

—     Дам одну ночь отдыха, а на заре налечу на город и разнесу его на концах копий!

—     А потом?

—     Саип-Гирея на кол, крымцев всех выгоню...

—     А они соберут всю черемису горную и луговую — да тебе по загривку. Опять в Москву бежать придется.

—     Этот народ Казань с двух сторон сторожит. Ты верно ска¬зал — они покою не дадут.