Землю для него пашет, скот пасет, хлеб убирает с поля, молотит, осенью на охоту ходит. А между дел успевает хозяйской дочке помочь. Какой он жених, если глаз на Эрви не смеет поднять?
Отчего Топейка был беднее всех — никто не знал. Все знали только одно: у Топейки, кроме ножа да лука со стрелами, ничего нет. И земли нет, и скота нет, и сохи нет, и одежды хорошей то¬же нет.
Была у него девушка, такая же веселая, в любви ему клялась. Но посватал богатый, и ушла она в высокое кудо, забыв клятвы. Долго тосковал Топейка. Хотел забыть, да не смог. Пришлось из своей деревни уйти. Стал работать у богатых по найму. Но только в пору сева, сенокоса и жатвы. В остальное время Топейка — воль¬ная птица. Летит, куда хочет. Как-то позвала его Эрви на берег Волги, спросила:
— Ты на реке Нуже бывал?
— Бывал. Я везде бывал.
— Не хвастай зря.
— Лопни мои глаза — на Нуже был!
— Про Аказа сына Туги что-нибудь слыхал?
— Скажешь тоже — слыхал! Да он мой лучший друг! Мы с мурзаками дрались вместе. Перед сенокосом.
— Расскажи.
— Собрались мы на охоту...
-- Кто это — мы? «
— Ну, я, Аказ, Мамлейка и еще человек десять. Проезжаем че¬рез илем, видим: мурзаки ясак собирают. Я и говорю: «Почему весной приехали — ясак собирают осенью». —«Не твое дело»,— отвечают. «Как это не мое?» — говорит Аказ.
— Кто же все-таки говорит: ты или Аказ?
— Вот прицепилась... Ну, Аказ говорит. И тут началась драка. Я одного палкой по голове ударил не так сильно. А он умер. И еще трое ясачников убились.
— Сами убились?
— В драке кто разберет. И наши тоже убились. А через неде¬лю на илем налетели джигиты. С саблями. Как туча. А у Мырза- ная... Ты знаешь Мырзаная?
— Слышала. Прихвостень казанский.
— Верно. У него есть сын Пакманка. Выдал нас. Имена наши назвал, стал помогать татарам нас ловить. От мурзаков в лесу спрятаться просто, а попробуй от Пакманки скрыться. У него нюх, как у гончей собаки, в лесу каждую кочку знает.
— И вас поймали?
— Если бы не Мамлейка. А он спрятал нас в мечети, а туда мурзаки входить побоялись.
— Расскажи, какой он?
— Кто?
— Аказ. Я знать хочу.
— Патыр! Ростом... вот с это дерево. Чуть, может, пониже. Плечи такой ширины... вот как размах моего лука. Пусть отсохнет язык, если вру, сам видел, как он поднял камень и бросил его в Юнгу, и река изменила свой путь, потоку что камень перегородил ее от берега до берега. А как он стреляет! Сам видел: на скаку по¬пал стрелой белке в глаз. Добр, как я, весел, как я, а красив...
— Не говори. Патыр не может быть некрасивым. Скажи лучше, есть у него невеста?
— Конечно есть! Ах, невеста? Нет, насчет невесты не знаю. |