Сзади послышалось напряженное трещание панцирных колец.

Очередная неприятность -- ко мне направлялось трое червяг. Среди

них одна матка с вытянутым брюшком -- не настолько, конечно, как

у королевы внизу.  Один червяга резко перескочил на потолок и

занял выгодную позицию для атаки.

В меня полетел хобот, я увернулся, пару раз выстрелил и бросился

наутек.

Я участвовал в настольном беге и скачках через стеллажи и

прилавки, удачно маневрировал среди шкафов, который взрывались

за моей спиной, угодив под огненные удары червяг. И оказался в

узком коридоре кишечного вида.  За ним должна быть черная

лестница.

Уже не должна... Один пролет от лестницы только и остался.

Но у меня по счастью есть моток троса на поясе. Завязал один

конец на перилах, другой сбросил вниз. Теперь можно съезжать.

Однако съехал я метров на пять, не больше.

На перилах возник червяга.

-- Не делай этого, не делай,-- загорланил я. Но было поздно.

Изогнувшимся кончиком хвоста червяга коснулся троса, щелкнул

разряд... и я понял, что нахожусь в свободном падении.

Принято в этих случаях издавать протяжный крик. Я уже начал

орать, но быстро заткнулся. Мое тело попало в паутину, она меня

затормозила, но я по счастью прорвал ее. И в итоге шмякнулся в

какую-то противно чмокнувшую грязь.

Чмокнула противно, но зато смягчила удар и не дала мне

разлететься на куски.  Я, судя по всему, оказался в подвале. А

попал в него через пролом в перекрытии.  Я пошевелил членами,

собрал их воедино, поднялся.

Тот самый подвал, в котором я первый раз в своей жизни встретил

червягу.  Увы, не в последний.  Господи, мне от них уже по гроб

не отвязаться...

Но, пока живем, надо искать выход. Здесь по-прежнему все

завалено гниющей тарой, залито водой, однако в отличие от

прошлого посещения у меня есть инфравизор.  С другой стороны

терминал шлема почти утратил связь с системой слежения, а в его

памяти не было ничего похожего на план подземелий. Да, где-то

пятьдесят на пятьдесят, что я выберусь отсюда...

Снизу хлюпает, сверху капает, я бреду на сильно согнутых ногах,

все более погружаясь в грязь.

Настроение было кислое, и не только из-за страха за жизнь. Я

ведь себя, в общем-то, много лет подспудно настраивал на успех.

Я ожидал, что жизнь моя удастся лишь в одном пункте, но зато

самом важном.  Однако получилось как всегда.

Мне оставалось брести наугад, слушая как стучит кровь в ушах.

Но психика, если ей не мешать, сама себя защитит.  Психика

человеческая сама себя защитит, от всего ужасного отгородит

с помощью допаминчика и эндофинчика.

Я уже посторонним, не очень заинтересованным

слушателем внимал моим тяжко чавкающим ботинкам.

Наконец, когда я сильно отгородился от реальности, то оценил я

колыхания и трепетания, то есть вибрации среды; пульсы внешней

жизни вещей и пульсы внутренней.  Не знаю, какое отношение это

имело к струнам глюонного поля, по которым передаются квантовые

состояния, но я в этих катакомбах чувствовал

напряженную нечеловеческую жизнь.

Куда ж нам плыть по мошонку в грязи?

Я увидел цепь пузырьков на поверхности ленивого потока.

Пришлось нырнуть в грязь, где инфравизор едва различал силуэты.

Однако крюкастую морду я увидел в какой-то паре

метров от себя.  Она еще не коснулась меня, но уже как будто

сдавила меня челюстями.