про стержень, загнанный в голову ученого.

Но вместо этого газетки давили всякое фуфло.  В одних газетах

писали про землетрясения и прочие катастрофы, в других про

продажу родины, в третьих про колдунов, в четвертых про святых,

в пятых про греховодниц.

Потратился я на бумажную продукцию, хотя привык денег зря не

расходовать -- только на коньяк и водку -- а что узнал в итоге?

Что все землетрясения от греховодниц в кружевных трусиках.

Следующее дежурство ничем особенным от предыдущего не

отличалось, за исключением того, что обошлось без людских

потерь. Я револьвер перед собой положил, все дрессировался,

цапая его и наводя на лампочки. Боеготовность росла, мишеней

хватало.

Этим вечером целая научная кодла, то есть коллектив ученых

трудился -- как я выведал, они колдовали над жидкостным

плазмогенератором.

Я, конечно, донимал этот коллектив своими звоночками: все ли еще

живы-здоровы, ни у кого башка не пробита?

Они мне отвечали, скрипя челюстями, как мелкому надоеде, вроде

комара: а ваше здоровье? Животик не болит, в попке не свербит?

Кстати, такое поведение было вполне оправдано. Эти ученые не

знали, что случилось с Файнбергом.  Они считали, что Самуил

Моисеевич  своевременно умер от инфаркта.  Сочным красочным

рассказом я мог бы сделать этих ученых намного грустнее, но

Белорыбов решил иначе, и мой начальник Пузырев с ним согласился.

Застрессованную же Нину начальство технопарка послало колотить

по клавишам какой-то древней пишущей машинки и в час дня

неумолимо спроваживало домой.  При неизбежной встрече со мной на

вахте она словно слышала "хенде хох" и, взметнув пропуск,

усвистывала куда-то вдаль.  Наверное, боялась, что капитанишка

Белорыбов обвинит нас в сообщничестве. А я бы, между прочим,

пообщался бы с Ниной in vivo -- конечно, по истечении траура.

Правда, в отличие от доктора Файнберга, я вряд ли способен

пробудить у девушки какие-либо радужные надежды или мечты о

светлом будущем. Сторонней наблюдательнице с первого взгляда на

меня бросается в глаза, что я не стану богатым, умным и красивым

даже при хорошей рекламе и поддержке прессы. Именно поэтому

красавицы бегут от меня, как от дикого зверя.

А ведь посади рядом со мной любого эрудита-лауреата и пусти нас

соревноваться в интеллектуальной сфере.  Например, кто больше

слов назовет из трех букв.  Я себя аутсайдером в этом деле не

считаю. Могу еще в "балду" и в "города" посражаться.

Я в конце армейской службы, когда вся напряженка уже отошла в

былое и думы, много изучал толковый словарь и географический

атлас.  Хотя другая литература в ротной канцелярии и не

водилась, стал я энциклопедически образованным человеком.

Как Леонардо да Винчи. Не, Леонардо был пидором, а я девушек

люблю, хоть и безответно.

Между прочим, на месте военной службы я и сочинять научился, в

смысле -- врать в письменном виде.

Я там как-то раз свалился с дерева (у меня специальность была --

снайпер, а дерево -- это окоп для снайпера), ну и кость сломал.

Поэтому последние полгода писарем прослужил.  Пришлось

специализироваться на сочинении любовных писем для своего

командира. Девушки-то у него не застаивались и каждый раз он

требовал от меня новых фразочек.  У возлюбленной, например,

ряха, что твоя задница, а я пишу: "Твой лик, о Зейнаб, подобен

новой Луне.