только что-нибудь небольшое, гнусное, вроде крысы.

Я ведь видел в коридоре что-то похожее на крысиное дерьмо...

Ну и что с той крысы, что?

Зазвонили в дверь и я впустил ментов. Об чем сразу пожалел.

Своим задним, самым сильным умом я сообразил,

что вначале стоило сюда начальника моего охранного бюро

высвистать, экс-капитана Пузырева.  Он с этой публикой лучше бы

договорился.

Вместо того, чтоб взять след убийцы, или хотя бы Нину

тормошить, менты за меня взялись.

Сперва револьвер попросили посмотреть, а когда надо было

отдавать, фигу сальную показали.

Потом стали про мою секьюрити всякие низкопробные параши

отвешивать, дескать, это подтирка для мафии. Я все

стерпел; так сказать, не ответил плевком на плевок.

По тяжелым мутным взглядам ментов я понял, что у них своя

методика "раскрытия преступлений".  Им неинтересно обшаривать

углы и щели, им хочется раскрутить меня на своем "чертовом

колесе".

Они "плавали" вокруг меня кругами и задавали кретинские вопросы.

Ненавидел ли я убитого ученого? Баловались ли мы все

втроем сексом? Курили ли "травку"? Есть ли у меня царские

монеты? Не добывал ли ученый золото из электронных чипов? Я

оборонялся одной и той же фразой -- раз пятьдесят предложил

прокрутить видеозаписи со всех камер. Особенно с той, которая

на меня пялится, и свидетельствует о том, что я сиднем сидел,

пока наверху убивали человека.

Но менты видеозаписью заинтересовались в самом конце.  Старший

группы капитан Белорыбов, подавив кнопочки своего компи <$F

портативный сетевой компьютер с сотовой связью>, познакомился с

покойником поближе через центральный компьютер МВД. К несчастью

для трупа выяснились его фамилия-имя-отчество, а также другие

обстоятельства личной жизни. Поступившие справки отнюдь не

украсили Файнберга в глазах Белорыбова. Напротив, милиционер

стал виртуозно импровизировать на тему безродного космополита,

меняющего одну родину на другую во имя материальных выгод.

Похоже следователь был уверен, что Файнберг каким-то образом

убил сам себя, надеясь извлечь из этого какой-то доход.

Я, к сожалению, но не удержался, вякнул. Мол, было бы неплохо

для всех, если бы Самуил Моисеевич гонялся за "зелеными", а не за

туманом.

Капитан Белорыбов быстро, как эхо, поинтересовался, в кого у

меня такие черные маслянистые глазки.  Я спокойно его выпады

отфутболил:  мои глазки -- последствие татаро-монгольского ига,

вот тогда бы вам, товарищ капитан, отличиться при наведении

правопорядка.

Белорыбов, съев "пилюлю", сразу успокоился, такие специалисты

как к любому игу с почтением относятся. Угомонившийся милиционер

примирительно сказал, что хотя голову доктора Файнберга спасти

не удалось, но в целом по району, уровень преступности

вырос только в два с половиной раза за последние десять лет.

После чего укатил вместе с товарищами и трупом пострадавшего со

стержнем в голове.  А мне еще пришлось окостеневшую Нину на

такси домой отправлять -- естественно, что за свой собственный

счет.

     2.

Несколько дней жил под впечатлением.

Менты не доставали, лишь разок к себе вызвали. Даже револьвер

отдали в бумажном кульке, а я им взамен конфет подарил.

Я все это время газеты изучал, торопился к открытию

киоска, так же, как мой сосед, алкоголик Евсеич, к открытию

пивного ларька.