Линкор тонет, а президенту в Вашингтоне докладывают, что

неизвестная ракета, скорее всего русская, уничтожила гордость

американского флота. И тогда запутавшийся в любовницах президент

решает нанести превентивный ядерный удар по российской

военно-морской базе в Заполярье.  Однако по пути бортовой

процессор ракеты "Минитмэн" принимает Луну за российское

Заполярье. "Минитмэн" взрывается на Луне, отчего она сходит со

своей орбиты и врезается в Землю, поднимая тучи пыли.  Наступает

вечная зима.  И однажды американский президент куда-то едет на

своих собаках по бескрайней тундре, теряет дорогу, но натыкается

на уютный ледяной домик.  Входит в него и видит ту самую

маленькую русскую девочку, которая когда-то пустила роковой

кораблик.  Только она уже -- молодая красивая женщина.  Едва

президент отогревается, как между ними всыпыхивает любовь. Вот

как общественное несчастье может устроить личное счастье...

Так я заигрался, что едва вспомнил мужика с вихрастой бородой,

ученого Веселкина, специалиста по жидкостным плазмогенераторам.

Он сегодня единственный член той кодлы, что в прошлый раз

мастерила плазмогенератор.

И не вдруг я вспомнил о Веселкине, а после того, как некая

мелкая тень шмыгнула по холлу. Пусть это и оптический обман, но

я как-то весь встрепенулся и стал упорно добиваться разговора с

дежурным ученым.

Набираю номер лаборатории раз, другой. Не откликается. У меня,

конечно, уже дурные картинки в голове ожили, поползли. Я, в

свою очередь, браню себя за больное воображение.  Ведь мог же

бородатый мыслитель Веселкин просто всхрапнуть часок, чтобы по

примеру Менделеева увидеть поучительный сон, а то и бросил якорь

в павильоне грез (как обозначали сортир китайцы).

Бесполезно звякнул я в последний раз и поехал на пятый этаж, в

место пребывания осточертевшего уже ученого.

Еще в холле, около лифтовой двери, я рассмотрел немного слизи,

но принял ее за плевок какого-то жлобоватого доцента. А на

пятом, близ лифта, опять эта дрянь, вдобавок к ней прилипло

что-то вроде чешуйки.

Тут я соображаю: и внизу-то был не плевок доцента. Поэтому

отскоблил слизь перочинным ножиком, да в пакетик сховал -- в тот

самый пакет, который я еще на позапрошлой смене в карман сунул.

От лифтовой площадки двинулся я в главный коридор.  А там

полумрак и жужжание. Не понравились мне эти звуки; вытягиваю я

револьвер из кобуры, большим пальцем взвожу курок, указательный

опускаю на спусковой крючок, двигаюсь в полуприседе, рывками,

готовый бабахнуть в любой неожиданный объект.

И тут что-то мокрое мохнатое влетает и вылетает из

моего "растопыренного" глаза. От такой неожиданной обиды я чуть

не прострелил сам себя. Стоп, это же насекомое, насекомое!

Я заставил себя остыть и перейти к грамотным хладнокровным

действиям. Может, конечно, и неграмотным, но ничему другому я

обучен не был.

Дверь лаборатории плазмогенераторов распахнул ударом кованного

башмака, как в фильмах про бесчинства карателей. Прыгнул влево,

скакнул вправо, потом уже влетел в помещение и укрылся за

ближайшим укрытием, большим шкафом.

В комнате царило шумное оживление, похожее на

первомайскую демонстрацию.

Какие-то насекомые, мухи наверное, жирные и быстрые, летали

эскадрильями, хватали меня за кожу челюстями, ломились во все

мои отверстия, глаза просто выпить хотели.  Ну как после этого

уважать автора "Мухи-Цокотухи"?

Первый раз в своей бедовой жизни я повстречался с

такими наглыми спортивными, накачанными крылатыми рэмбо.